Павел Виноградов - Деяние XII

В пустоте их было двое: она сама, забывшая своё имя и всё на свете, и страшная статуя. Впрочем, и статуи уже не было, на её месте стало нечто огромное, иссиня-чёрное. И из первозданной этой черноты пришел огромный ГОЛОС.

– Жажду!

Нечто стало выходить из нее, питая эту черноту. Но по мере того, как пустела самая её суть – может быть, душа, только она до сих пор не знала, что у неё есть душа – Тьма замещала изъятое собственной эманацией.

И вот Тьма стала оформляться, превращаясь в подобие гигантской птицы.

– Ты с ума сошла! – раздался над ухом испуганный голос, кто-то схватил её за плечи, встряхнув с такой силой, что видение мгновенно исчезло.

Хлопала глазами, тупо рассматривая древнюю статую то ли богини, то ли демона, – кто их там разберет. И не было пустоты, и черноты, ею порожденной. Лишь тошнотворный привкус во рту и смутное томление напоминали о пережитом ужасе.

– Дыши, дыши! – голос был молод и взволнован.

Она повернулась. Высокий стройный юноша, надо думать чуть постарше её. Красивое лицо показалось смутно знакомым, но она была не в том состоянии, чтобы вспоминать. Дала увлечь себя из зала в коридор, где стояли скамьи. Он усадил её на одну из них, оставшись стоять.

– С ума сошла, – повторил уже спокойнее. – Она же жизнь может высосать! И высасывает! А ты ей вся раскрылась, я чуть с ума со страха не сошёл.

Она вяло слушала этот бред, постепенно приходя в себя. Её толкнуло обращение на «ты» и она удивленно вскинулась. Уловив это, парень смущенно замолк и даже, кажется, покраснел. Заозирался, явно соображая, как бы испариться. Она была уже почти в норме.

– Вы кто? – сделала многозначительное ударение на «вы».

Парень смутился ещё больше.

– Неважно, – пробормотал он. – Ты… вы только помните – они ничто! Ничто!

Он повторил это с непонятным нажимом. Она ничего не понимала.

– Кто они?

– Неважно… Знаете, до свидания, мне пора…

– Подождите!

Но он уже непонятным образом исчез из её поля зрения.

Вечером слегла с сильнейшим нервным расстройством и следующий раз вышла из дома через неделю.

Руслан обкладывал себя самыми вычурными из известных ему матов. Надо же быть таким!.. Нет, никогда он не станет настоящим игроком – куда там, с его-то кретинизмом!.. Ладно, предположим, слежку за Ингой и выяснение её обстоятельств он мог счесть практикой по разработке объекта. Тут, разумеется, преуспел, получив самую полную информацию. Но он просто не имел права заговаривать с ней, пусть она трижды его не узнает! У неё всё хорошо, она счастлива, и противник тут не причем – сначала он оправдывал себя подозрением, что в неожиданной встрече с Ингой и её переезде в Ленинград каким-то образом замешан Клаб. Ничего подобного: майор Серафим Казаков служил в Афганистане в отдельной бригаде особого назначения КГБ «Каскад», и, надо сказать, служил хорошо. Но после ранения, по протекции бывшего однокурсника, перевелся в Ленинградское управление, сразу получив очередное звание. За эти блага ему пришлось работать в гоняющей безобидных диссидентов пятой управе, к которой сотрудники других управлений Конторы относились с лёгким презрением. Там Казаков курировал направление религиозного диссидентства. Ни он, ни его покровитель не имели ни малейшего отношения к Игре, а разрабатываемые им диссиденты по своей малозначимости не представляли никакого интереса ни для Артели, ни для Клаба.

Выяснив это, Руслан с тем же упорством сопровождал Ингу в её прогулках по Питеру, благо, дело с Рудиком было улажено. Чувствовал себя при этом великим болваном, но видеть её доставляло ему горькое наслаждение. И всё. Больше ничего в свою защиту придумать не мог. Раз, правда, оправдал свое присутствие, когда в Гостинке ловкий молодой карманник вытащил у неё кошелек. Руслан прижал его на лестнице, по которой тот пытался покинуть место преступления, и без лишних слов лишил добычи, которую потом подбросил ей в сумочку.

Ну и в Египетском зале… Матерись, не матерись, не мог он тогда оставаться в стороне. Она ведь уже погибала… Предмет «Защита от оккультных практик» не одобрял владыка Назарий, да и не только он. Но поскольку противник пользовался магическими приемами довольно широко, Совет посчитал необходимым, чтобы послушники имели о них представление. Один из этих уроков был посвящен опасным в этом отношении местам Ленинграда – Инженерному замку, району Обводного канала, площади Жертв революции. Чуть ли не самая жуткая история из рассказанных наставником – истощенным человеком с горящими глазами и слегка замогильным голосом – касалась эрмитажной статуи богини пустыни Мут-Сохмет. Это был действующий языческий артефакт, до сих пор наполненный демонической сущностью. Богиня-львица из древнего Мемфиса, пожирательница детей, в свое время чуть было не уничтожившая человечество – это лишь мифологизированные отображения действий некой опасной энергии, до сей поры не усмиренной. Было известно довольно много случаев смерти посетителей, постоявших перед этим экспонатом. Были и другие – привлеченные Мут-Сохмет: все годы пребывания статуи в северной Пальмире здесь существовал тайный кружок её жрецов. Один из них обязательно работал в Эрмитаже и раз в год проливал на колени богини собственную кровь в качестве жертвы.

Поэтому, увидев, как Ингу затягивает бесовский водоворот, Руслан вмешался. Оставалось надеяться, что она просто забудет этот эпизод.

Однако то, что он собирался сделать сейчас, по глупости далеко превосходило даже его эрмитажную эскападу. Он уже сказал себе это не один десяток раз, но прекрасно знал, что всё равно пойдет сегодня в Дом писателей. План его был настолько злостным своеволием, что, узнай о нем наставники, поркой ягодиц не обойдется. Но словно какая-то властная сила тащила его, невзирая на слабое сопротивление. Безумно хотел быть ближе к ней, говорить с ней, даже касаться её, быть может… Дальше мечты не заходили, ему казалось, что для счастья и того более чем достаточно. Он не определял своё состояние как влюбленность – переживал юношеские увлечения не раз и с ними бороться научился. Но сейчас его охватила просто какая-то безумная тяга к общению с чужой, в общем-то, женщиной. Может быть, думал он, это опять прорвалась подсознательная тоска по прошлой жизни. Но, если оно и так, от того не легче.

Серафим Тихонович с супругой шёл в бывший особняк Шереметьева, ныне Дом писателей им. В. В. Маяковского, по делу службы. И жену брал, с одной стороны, для оперативного прикрытия, а с другой – чтобы обеспечить ей какую-никакую светскую жизнь. Не будучи очень тонким психологом, всё же понимал, насколько ей с ним скучно. Мало сказать, что это беспокоило его: к Инге он относился как к похищенной драгоценности, которую в любой момент могут отобрать.