Павел Виноградов - Деяние XII

Тем более что привело его сюда вовсе не желание лицезреть литераторов в их естественной среде.

Подполковник Казаков с супругой явился уже после официальной части (впрочем, это действо, изобилующее двусмысленными речами, исполненными малопонятными посторонним шуточками, официальным назвать было трудно). Все уже не раз подошли к длинному, уставленному бутылками и закусками столу, отчего эмоциональный градус собрания поднялся значительно.

Серафима Тихоновича тот самый капитан-куратор представил, как своего друга и большого поклонника литературы. Он же научал его методам воздействия на столь специфическую личность, какой был проштрафившийся классик. Статус самого капитана в богемной среде был совершенно неясен, но он знал тут всех, и все знали его. Однако, помимо пары завербованных им писателей, никто о его принадлежности к Конторе понятия не имел. А если кто и догадывался, особенно не удивлялся: чекисты были здесь чуть ли ни своими, частенько по-соседски заходя через дорогу выпить недорогого пива.

Инга была великолепна. Руслану по юному возрасту не полагалось бы уметь разбирать ослепительность женщины на детали, но он был обучен профессионалами имиджа, знал, как правильно носить и ватник, и смокинг, сам умел наложить на лицо грим. И, как мальчик, был ослеплен юной красотой и грациозностью, а как профессионал – оценил умение создать столь обольстительный образ ограниченными средствами. Ибо и вечернее платье было не от Шанель, и косметика, хоть и французская, – не самых дорогих марок.

Смотрел на неё во все глаза, хотя со стороны казалось, что не обращает никакого внимания. Она тоже равнодушно скользнула по нему взглядом и отвернулась. Муж подвел её к столу, они взяли бокалы и какой-то еды, и отошли к группке самых прилично выглядящих тружеников пера.

Она сразу узнала парня из Эрмитажа, и инстинктивно отвела взгляд, чтобы не выдать себя, ещё не понимая, почему это так важно. Странным во всем этом было лишь то, что она нисколько не удивилась. Обрадовалась – да, но удивления не было ни капли. Вдруг поняла: рано или поздно они должны были встретиться.

Кто-то включил музыку, подсветившую происходящее отстранено и холодновато, как витраж с гербом, мерцающий, словно единственный выход из темного этого зала.

«Deus conservat omnia», – эта фраза впивались в его мозг, хотя он не осознавал этого, но все его существо сейчас было воплощенной молитвой. Не зная, о чем молится, страстно желал просимого.

Смысл знакомых слов проник в него электрическим разрядом. Что он тут делает? Кто эта женщина, ради которой он поставил на карту свою новую, такими жертвами доставшуюся жизнь? Что связывает их? Да кто же она, Господи, такая?!.

Он взглянул на неё, уже не таясь, и получил в ответ такой же прямой сверкающий взгляд.

Она не сомневалась, что он здесь ради неё, и это преисполняло её радостным томлением. Любовалась волнистыми чёрными кудрями, красиво спадающими на светлый вельвет куртки, чётким ртом, матовой бледностью лица, на которой темно светились глаза, не по-юношески печальные, и какие-то… сильные… знающие что-то, ей недоступное. Не понимала, что с ней происходит, и не собиралась разбираться в своих чувствах.

С облегчением отпустила мужа пообщаться с подвыпившим стариком, мимоходом полюбопытствовав на лицо того: слегка цыганистое, бровастое, с высоким покатым лбом. Оно казалось одновременно грубым и глубоким, спокойным и нервным, саркастичным и печальным. При виде её глаза старика сверкнули вполне по-мужски, и он стал разительно похож на старого лукавого лиса. Инга с тайной усмешкой отметила это, но сейчас её интересовал вовсе не мэтр литературы.

Руслан видел, что Казаков занялся Началовым и не обращает на жену ни малейшего внимания. Момент для того, чтобы подойти к ней – а зачем ещё он сюда приперся?.. – был идеален. Но понял, что не может сделать ни единого шага.

«Стена» стонала на периферии сознания, и ему казалось, что это его собственные стоны, обращённые Бог знает к кому. Он глядел на неё в упор, а она теперь усердно делала вид, что не замечает его. Вокруг неё увивалась пара молодых фантастов и один поэт, и она увлеченно их слушала. А он… он стоял столбом и каждую минуту чувствовал себя все более глупо.

«Пора сваливать», – подумал обречённо.

Так дальше продолжаться не могло. Едва слушая двусмысленные речи неведомо откуда свалившихся на неё молодых людей, и даже улыбаясь на какие-то их шутки, она лихорадочно искала способа приблизиться к нему. Шестым чувством ясно понимала, что сейчас он уйдет, и никогда больше не появится, чего допустить не могла. Но что делать, просто не знала. И вдруг, словно некий властный отдал приказ, и она, не задумываясь, выполнила его: просто бросила ухажеров на полуслове и решительно пошла к застывшему в углу юноше. Ей было наплевать, что подумают юные гении и как воспримет это муж. Просто пошла.

В Руслане ещё длилась мысль о немедленном уходе, и тело его уже готово было сделать шаг к выходу, как Инга оказалась рядом.

– Здравствуйте, – тихо сказала она. – Вы меня помните?

Не в силах говорить, он кивнул. На тренированном лице смятение не отразилось никак, но что творилось внутри!..

– Спасибо вам за Эрмитаж, – она не смутилась его молчанием.

– Я должен был это сделать, – голос был слегка хрипл.

К его удивлению, она согласно кивнула.

– Меня зовут Инга.

Он снова кивнул, в душе ругая себя последними словами.

И снова она не выказала удивления.

– Меня зовут… Павел, – почему-то он вспомнил Палыча.

Она бледно улыбнулась.

– Паша, – произнесла, будто сверяя звуки этого имени с чем-то внутри себя.

Опять улыбнулась и слегка качнула головой.

– Вы ведь здесь из-за меня?

Вопрос был настолько прост и задан столь уверенным тоном, что он опять кивнул, теперь просто угрюмо изумившись собственному идиотизму. Но тут обессиливающая покорность обстоятельствам неожиданно сменилась в нём яростной волей к действию.

– Пойдёмте! – почти приказал он.

Инга удивленно подняла глаза.

– Куда?

Руслан упрямо мотнул головой, показывая, что ему это абсолютно всё равно.

Она опустила глаза и прошептала согласно:

– Пойдёмте.

Она уходила с Русланом, а тот был учеником Мастера, потому никто не заметил их исчезновения. Лишь музыка всхлипнула вдогонку: