Антон Орлов - Сказки Долгой Земли

Угодил я сюда не случайно, в этом сомневаться не приходилось. Чармела неспроста твердила о том, что не хочет никого убивать. Наверняка заметила слежку (в то время как я никакой угрозы не улавливал), но из-за своего истерического «не хочу» не стала ничего предпринимать.

Повезло мне с «консультантом и телохранителем в одном лице»: все ее достоинства в этом качестве сводились к тому, что уголовное дело против нее закрыто, и арест ей не грозит. Не поспоришь, наиважнейшие для телохранителя характеристики!

А наши федеральные службы, выходит, не разглядели вовремя, что леди неадекватна. Вот не поверил бы, что они способны на такую детскую ошибку… В результате я здесь. В локалии, смахивающей на сумрачный отсыревший овраг. Без шансов самостоятельно выбраться во внешний мир. Кейса с контрактом при мне нет. Куда он делся, неизвестно. Что стало с Чармелой, тоже неизвестно. Боюсь, ничего хорошего. Дороговато мне обошлась халатность господина Келсена и его сослуживцев.

Версий по поводу своего плена у меня было несколько.

Происки конкурентов, задумавших отнять у нашей компании лакомый кусок – федеральный заказ на импорт долгианской древесины.

Опять же интрига конкурентов, но не с Земли, а здешних лесопромышленников, которые хотят оттереть в сторону фирму «Гутов и Лангборт», заключившую договор на поставки.

Диверсия банды «покойного Андреаса». Может, за меня уже и выкуп миллионный затребовали, а я тут сижу и ничего не знаю?

Месть пресловутой банды Чармеле за слив информации и сделку с властями. Я оказался в роли похищенного ценного объекта, за которым Чармела не уследила.

Месть Бориса Ланфранко из Трансматериковой компании, приревновавшего ко мне Дриаду.

Операция долгианских спецслужб, которые решили меня завербовать, мало ли зачем, и для начала запихнули сюда, с расчетом, что через два-три месяца я соглашусь на что угодно, лишь бы не остаться здесь насовсем.

Целый букет версий, выбирай любую. Но даже если я сумею умозрительно вычислить, какая из них верна, это не поможет мне отсюда выбраться. Или поможет?.. Сколько ни ломал голову, до разгадки пока не додумался.

И еще один важный вопрос: кто и почему жил в домике до меня? Предыдущий пленник тех же злоумышленников? Исследователь-отшельник? Складывалось впечатление, что это был один человек. И куда он подевался потом? Если он сам по себе, с «ними» не связан, вдруг в один прекрасный день объявится… Есть же тут какая-то потайная лазейка во внешний мир, иначе не было бы в локалии ни хлипкой лачуги, до того пропитанной сыростью, что рано или поздно она неминуемо размокнет, как забытая под накрапывающим дождем картонная коробка, ни злополучного меня.

Оскальзываясь в грязи по дороге в сортир, неумело вскрывая тушенку с риском порезаться об острые края крышки, брезгливо стряхивая с обносков, которые вечность назад были моим офисным костюмом, белесое членистое создание с вытянутым рыльцем, студенисто-черными глазами и четырьмя парами крохотных клешней, я пытался смотреть на ситуацию с иронией. Или как на экстремальный тренинг, который надо успешно пройти. Какое там… Не очень-то поиронизируешь, когда болят воспаленные царапины, вонючая одежда липнет к телу, ноги сбиты в кровь раскисшими ботинками, и вдобавок на тебя охотится щетинистая «карусель», которая поначалу могла протиснуться в щелку скромных размеров, а теперь вымахала мне по пояс.

Впрочем, если от всего этого отрешиться, здесь было на свой лад красиво. Пасмурно-белое туманное небо, изящные изломы черных ветвей с лаковыми листочками. Сверкающие, как серебряная фольга, водоемы, окруженные блеклой травой и голубовато-серыми растеньицами с длинными узкими листьями, закрученными в спирали.

Толстые опушенные стебли, увенчанные чашечками в виде гофрированных бледно-коричневых воронок с отогнутыми наружу кромками и матово сияющими жемчужинами внутри. Когда я из любопытства попробовал одну такую достать, она брызнула едким соком, и у меня в пальцах осталась скукоженая оболочка: здешний жемчуг не предназначен для того, чтобы его хватали руками.

Прогалины покрыты ковриками цветов – мелкие серые звездочки собраны в пышные кисти, и еще там встречаются растения стеклянисто прозрачные, с паутинками прожилок внутри мясистых листьев, как будто вылепленных из тряского желе.

Плесень притворяется декадентскими драпировками, громоздится белесыми складками и фестонами, а слизни, похожие на суши (не иначе, это сравнение подсказал мой несчастный желудок), и грибы, которые здесь на каждом шагу, оживляют водянистый пейзаж розоватыми, желтоватыми и лиловатыми мазками.

Все вокруг блеклое, бедное на краски, единственное исключение – пестрая куча консервных банок под окном, свидетельство того, что цивилизация все же где-то есть, но наклейки неумолимо выцветают и размокают, а то, что было выброшено давно, саваном укрывает плесень, напоминающая заиндевелую хвою.

Домик, если смотреть на него с некоторого расстояния, выглядит по-своему трогательно: окошки с облупившимися голубыми ставнями обещают уют, которого там нет и в помине, двускатная крыша, словно сказочный пенек, заросла грибами, их вытянутые конические шляпки дружно указывают на небо. Если это подсказка, то спасибо, но летать я пока еще не научился.

Эстет просыпался во мне нечасто, и от мысли, что моя западня не лишена своеобразной неброской прелести, легче не становилось.

Во время очередного иступлено-отчаянного рейда по окрестностям я заметил под кустом сбившихся в кучку воробьев – их было несколько, но не больше десятка, так мне вначале показалось. Глазам своим не поверил: откуда бы в локалии взяться воробьям? До сих пор я не видел здесь пернатых. Они заинтересовали меня первым делом с гастрономической точки зрения: экономь – не экономь, консервы скоро закончатся, а в съедобности грибов и слизней я не был уверен, и экспериментировать на собственном организме не хотелось. Другое дело земная птица, попавшая на Долгую за компанию с первыми колонистами. Мяса в ней всего ничего, но за неимением лучшего сойдет.

Медленно, чтобы не спугнуть, я протянул руку… И в следующий миг отдернул ее, словно от высоковольтного кабеля.

Стайка не брызнула в стороны, как можно было ожидать. Вместо этого по бокам возникло шевеление, распрямились членистые конечности, и волосатый паук воробьиной масти, раза в три крупнее тех, что сидели по углам в домике, проворно заковылял в кусты.

«Воробьиный паук», – я криво усмехнулся придуманному названию, стараясь унять нервную дрожь. Это случилось еще до знакомства с «каруселью», и я тогда наивно полагал, что в локалии нет хищников, опасных для человека. Позже, когда объявилась эта пакость и началась охота, мне стало не до усмешек.