Тимофей Печёрин - Отсюда не возвращаются

— Повторяю для непонятливых, — Егор Славин вздохнул, как вздыхает офисный служащий при виде большего объема предстоящей работы, — я специальный агент Управления Глобальной Безопасности. Слышал о таком? Если нет — попробую объяснить доступней. Первое — убивать я тебя не собираюсь, это не в моей компетенции. Второе — я расследую исчезновение экипажа этого корабля. Ты, как я понимаю, единственный свидетель…

— Свидетель чего? — мужичонка нервно рассмеялся.

— Того, что произошло на корабле, — терпеливо пояснил Славин, — не знаешь, куда делись… твои коллеги? Где они?..

— А ты не знаешь… а-гент? — последнее слово было произнесено с подчеркнутым пренебрежением, — ну, пораскинь мозгами! Корабль здесь, народу — йок, а значит… где он? На этой гребаной планете, разумеется! Улетать-то по любому им больше не на чем.

— Логично. А не подскажешь, где конкретно они находятся? А то планета большая. И… живы ли они, кстати?

— Ну откуда ж я знаю? — жалобно протянул мужичонка, — кто я тебе — Господь Бог? Я простой техник, откуда мне знать?..

Каюта штатного техника экспедиции — плюгавого мужичонки по имени Василий и по фамилии Кучеренко, была под стать своему хозяину. Из всех помещений на корабле она одна выделялась жуткой захламленностью. Нашлись в ней и разнокалиберные бутылки — пустые и полные, и какие-то ампулы, и высохшие, пришедшие в негодность, остатки еды. С другой стороны, такая обстановка свидетельствовала об обитаемости помещения, о том, что оно востребовано и обжито. Не в пример другим каютам и отсекам.

Как известно, в обязанности корабельного техника входит обеспечение бесперебойной работы почти всех систем на судне. Всех — в широком смысле: от бортового компьютера до маленьких юрких роботов-уборщиков. Склонность же техников к горячительному на Земле давно стала притчей во языцех и объяснялась очень просто.

Во-первых, режим работы у данных штатных единиц вполне описаем одной фразой — «от случая к случаю». Промежутки между этими случаями бывают весьма длительными… Во-вторых, техник в экипаже — фигура достаточно одинокая, и не важно, в какой компании — ученых или военных. И те, и другие воспринимают его как обслуживающий или даже «вспомогательный» персонал; проще говоря — как «второй сорт» и мальчика на побегушках. В таких условиях основным состоянием техников является смесь скуки и мизантропии. А алкоголь был главным средством и от того, и от другого.

Правда, даже на этом фоне поведение Кучеренко не было лишено странностей. Одно дело тайком воровать или выпрашивать у судового доктора спирт, другое — пить как рыба, причем глубоководная. Одно дело за глаза именовать капитана или штурмана дармоедом, другое — разгуливать по кораблю с оружием. Причем — по пустому кораблю и с оружием, ношение которого для техников совершенно не предусмотрено никакими уставами и уложеньями. И почему вообще из всего экипажа остался только Василий Кучеренко? Почему именно он, почему вообще кто-то остался, и почему, скажите на милость, до агента Славина никто об этом не знал?

Такие мысли одолевали Славина, когда он проводил Кучеренко до каюты и принялся осматривать ее с профессиональным интересом. На один короткий миг он даже предположил, что пьяный, озлобленный и практически невменяемый техник вполне мог быть причастен к этим исчезновением… Что он мог убить своих коллег по экспедиции отнятым у кого-то скорчером, а трупы закопать на поляне перед кораблем.

Немного поразмыслив, Славин быстро осознал неправдоподобие, если не сказать, нелепость своего предположения. С членами экипажа «Интерстеллы-32» Кучеренко может быть и сладил бы — главным образом, за счет внезапности. Но уже против спасателей, с их превосходной физической подготовкой, у щуплого техника было бы немного шансов. Точнее даже совсем немного. Что уж говорить о целом батальоне космодесантников со всевозможными средствами усиления? Достаточно вспомнить, что скорчер, будучи, по большому счету, оружием гражданских, попросту не был рассчитан на пробивание бронекостюма десантника.

Кроме того, Кучеренко, очевидно, кого-то боялся. На дешевый розыгрыш насчет «гостей» он среагировал как финансист на неблагоприятную биржевую сводку. На очень неблагоприятную сводку… Именно страх, по всей видимости, и заставлял несчастного техника таскать с собой какое ни на есть оружие. Вот только каков объект этого страха? И связан ли он с исчезновением остальных членов экипажа?.. Интуиция и даже минимум логики подсказывали Славину, что связан, однако само дело от этого не прояснялось ни на йоту.

Войдя в свою каюту, Василий Кучеренко первым делом безошибочно заприметил ближайшую непустую бутылку, и, сидя на койке, начал помаленьку цедить ее содержимое. А Славин, в свою очередь, принялся осматривать помещение, надеясь наткнуться на что-либо полезное. Хоть что-нибудь, представлявшее интерес для его расследования.

И разумеется, внимание спецагента привлекли листки бумаги, в беспорядке разбросанные по каюте. Листки бумаги! Несмотря на тотальную компьютеризацию, этот, один из самых древних носителей информации по-прежнему не вышел из употребления. И полностью выходить, похоже, не собирался. На листках простым карандашом были выведены рисунки — грубые, неумелые, на уровне младших классов; причем, отнюдь не художественной школы.

На рисунках повторялся один и тот же сюжет, различающийся только деталями. Среди высоких прямоугольников городских зданий (с множеством окошек) бродили огромные уродливые монстры. Попадавшихся им маленьких человечков эти монстры хватали за ноги и головы и, либо пожирали, либо рвали на части.

Монстры имели настолько жуткий и неестественный вид, что даже худо-бедно классифицировать их не смог бы ни один биолог. Да что там биолог — подобного уродства нельзя было найти даже в «фильмах ужасов»… Тут Славина будто осенило: он присмотрелся к одному из рисунков, затем бегло проглядел остальные. И вздохнул, отметив еще один свой профессиональный просчет.

Как оказалось, биология и рядом не лежала с нарисованными чудовищами — равно как и сценарии «киноужастиков». То, что спецагент по невнимательности едва не принял за уродливых, но непременно живых, существ оказалось… машинами. Да-да, машинами, механизмами, даром, что не существующими в реальности. Но колеса, дисковые пилы и ковши на конечностях, какие-то антенны в головах, а в отдельных случаях — еще и дула разнокалиберных пушек, выдавали принадлежность монстров именно к категории технических средств.

«А чего я, собственно, ожидал от техника? — подумал Славин, — машины ведь для него и хлеб, и источник вдохновения…»