Гоар Маркосян-Каспер - Забудь о прошлом

— Впрочем, пару раз мне удалось-таки с ними пообщаться, — продолжил Маран невозмутимо. — Как вы, наверно, догадались, моими собеседниками были сумасшедшие. Я имею в виду людей со светящейся полосой на блузе. Кстати, их меньше, чем я думал, во всяком случае, мне попались только двое, хотя я и выходил почти каждый вечер, когда темнело.

— А как насчет темноты? — спросил Тигран. — Твой друг эмпат утверждает, что палевиане испытывают страх перед темнотой.

При слове «эмпат», Маран бросил короткий взгляд на Поэта, и Дану показалось, что он слегка разочарован.

— С темнотой мне разобраться не удалось, — признался он смущенно. — То есть они боятся, это факт. На мое счастье, иначе, возможно, меня стерегли бы, я имею в виду, сегодняшнюю ночь, но они даже с фонарями очень неохотно входят в эти свои подземелья. Однако с чем такой страх связан? С ритуальным запретом или чем-то реальным?

— Например, с привидениями, — сказал Поэт.

— Может, и так. Не знаю.

— А что с сумасшедшими? — поинтересовался Дан.

— Первая была женщина. Я вышел раньше, чем обычно, в сумерки, было относительно светло, по крайней мере, еще попадались прохожие. Она шла навстречу, я заметил ее издалека, просто потому, что прохожих в этот час можно пересчитать по пальцам. Впереди меня довольно бодро шагал молодой, судя по осанке, мужчина, она бросилась к нему, задрала свою блузу до горла и выставила грудь.

— Голую? — спросил Патрик.

— Да. Мужчина буквально шарахнулся, а она стала прижиматься к нему, тереться, он ее оттолкнул, довольно грубо, между прочим, и ускорил шаг. Тогда она перебежала улицу и пристала к другому. Тоже без толку. Добралась до меня.

— И что ты сделал? — полюбопытствовал Патрик.

— А что я, по-твоему, должен был сделать?

— Ну… То же, что со своими дернитскими поклонницами.

Маран хмыкнул.

— Если б ты ее видел! Самая жалкая из дернитских искательниц приключений рядом с ней показалась бы лахинской красавицей. А ведь в Дернии… — Он внезапно умолк, и Поэт закончил за него:

— В Дернии за тобой бегали не просто искательницы приключений, а светские дамы. Которые теперь пишут мемуары о твоих похождениях. Со множеством пикантных подробностей.

— Чего? — сказал Маран растерянно.

— Того! — ответил Поэт ехидно. — Говорил же тебе Дор. Быть известным и свободным одновременно — дело сложное, дорогой мой. Человек — раб своей славы.

— Какой славы?! Никак ты бредишь?

— Ах да! Ты же кинул свое знаменитое письмо в почтовый ящик и отчалил…

— Прекратите, — велел Железный Тигран. — С этим разберетесь потом. Продолжай.

Маран с трудом нашел утерянную нить.

— О чем я?.. Да! Между прочим, есть отличия в строении тела, под балахонами не видно, но грудная клетка у них сплюснута с боков и заострена кпереди. Как у птиц. И грудь у нее была необычной формы, удлиненная, низко расположенная, почти без сосков. Впрочем, вы уже знаете, ведь Натали под конец нашла картину с обнаженной натурой. Грустное зрелище! Я имею в виду не грудь, конечно, а то, как она себя вела. Я так понял, что у этой несчастной не атрофировался половой инстинкт, как у прочих.

— А у прочих, значит?.. — спросил Патрик.

— Мне так и не довелось увидеть хоть одну парочку. Как и при вас. Ни разу ни одного движения, выдававшего какое-либо влечение к лицу противоположного пола. Ничего.

— Интересно, как же они размножаются?

— Не знаю. Беременных женщин тоже не видел.

— Как я понял, процесс беременности они перенесли в какие-то приспособления, — сказал Железный Тигран. — Об этом нам вчера сообщили на переговорах.

— Может, они и все остальное перенесли в колбы, — предположил Маран. — Или же они выполняют распоряжения Старших… Эту мысль мне подал второй так называемый сумасшедший.

— Погоди, — сказал Поэт. — А как ты отвязался от той женщины? Ну первой из этих сумасшедших?

— Очень просто. Я произнес несколько слов по-бакниански. Звуков незнакомого языка оказалось достаточно, она тут же отскочила от меня, как от какого-нибудь дикого зверя… Итак, второй. Его я видел поздно вечером. На улице не было никого, кроме нас двоих, он кинулся ко мне, схватил за руки и стал бессвязно лопотать, лопотать и скулить, как нанок, потерявший хозяина. Я не разобрал и половины того, что он говорил. Он умолял меня: «Пойди скажи им, что я не виноват, они исключили меня из общности, но виноват не я, это Риет, это она не хотела»… Он повторял и повторял одно и то же, потом вдруг понял, что я чужак, ахнул, оставил меня и бросился бежать. Сначала я обратил внимание на «Риет не хотела», у меня сразу возникла мысль, что, возможно, она не хотела именно того, чего хотела встреченная мной на несколько дней раньше женщина. Потом я подумал, что… — он слегка замялся, но все же сказал, — что я слегка зациклился на этой сфере, и хорошо бы выкинуть из головы все подобные идеи. Выкинул и тогда понял, что он дал мне ключ. Он произнес главное слово.

— Общность? — спросил Тигран.

— Да. Но не только. Исключили из общности, сказал он. В нашем словаре оказались лингвистические неточности. Мы думали, что Миут лишили права общения, в смысле, запретили общаться. И потом, Эра Единства… А слово было другое: общность. Одновременно я вспомнил еще кое-что. Вы ведь уже знаете, что у Поэта есть эмпатические способности?

— У тебя тоже? — спросил Тигран.

— У меня, к сожалению, нет. Но зато у меня есть Поэт. Он мне об этом рассказывал, пытался объяснить. Он говорил мне, что когда у многих людей возникает сходное переживание, оно усиливается до той степени, что его может уловить и обычный человек, не эмпат. Мне, естественно, очень хотелось испытать это. Мы ходили с ним на концерты, собрания, состязания, он говорил мне: «вот сейчас», и я напрягался, но ничего не чувствовал. В последний раз это было на Поле Ночных Теней. Помнишь, Дан? В какой-то момент Поэт сказал мне, что его шатает от силы эмоций, которые он воспринимает…

— Но я тоже чувствовал, — перебил его озадаченный Дан.

— Это не то. Ты испытываешь какое-то ощущение сам и угадываешь по лицам людей, что они чувствуют нечто похожее. Но не улавливаешь самого чувства. Что поделаешь, подумал я тогда, на то он и Поэт, а я всего лишь…

— Глава государства, — вставил Поэт насмешливо.

— Да, — согласился Маран без малейшей иронии. — К несчастью. Так что я знал об этом немало. Однажды я присутствовал на ритуале в зале Большого Дома и в самом конце, когда все его участники стали браться за руки, уловил странное, пришедшее извне ощущение непонятно откуда взявшегося экстаза. Оно мелькнуло и пропало, я, наверно, забыл бы о нем, но через пару дней я встретил того типа и услышал слово «общность». И тогда я понял. Не все сразу, конечно. Но насчет эмпатии подумал в первую очередь. Стал перебирать все эпизоды, какие отложились в памяти. И вспомнил похороны Кориты. Жила в Бакне такая особа. Эту даму знали все. Даму в полном смысле слова, она была аристократкой, вдовой лет тридцати с небольшим, очень недурна собой, а ее любвеобильность буквально не имела границ. Одних постоянных любовников за ней числилось не меньше десятка, плюс те, которых она неутомимо ловила там и сям. Словом, личность незаурядная, мимо нее было просто трудно пройти.