Гоар Маркосян-Каспер - Забудь о прошлом

На секунду зал затих, потом разразилась настоящая буря.

— Где этот предатель? — громко крикнул кто-то с противоположной стенки чаши, ему тут же ответили: — Сам ты предатель!

И посыпались обвинения и восхваления в адрес Марана, взаимные оскорбления, ругань. Поэт забрался на стул и что-то кричал, пытаясь успокоить зал, но не слушали даже Поэта. Дан с ужасом подумал, что может начаться драка, которая в этой тесноте грозит превратиться в побоище.

Маран поднялся с места, вышел в проход и стал медленно спускаться по лестнице. Его заметили не сразу. В пронизанном тонкими лучами света от фонариков полумраке было сложно кого-либо разглядеть, особенно, на верхних ярусах, но когда он дошел до середины зала, его стали узнавать. Дан нервно следил за ним, опасаясь, как бы на него на набросились, но, как ни удивительно, зал постепенно затихал, и когда Маран обычным своим уверенным шагом ступил в столб света, падавшего на сцену, его встретила неожиданно чуткая тишина.

— Вас интересовало, где этот предатель? — сказал он, оглядывая зал. — Вот он, — он ткнул себя пальцем в грудь, помолчал, потом спросил: — Мне будет позволено говорить? Я бы кое-что рассказал вам о предателе и предательстве.

Он снова замолчал. Дан, судорожно сжав кулаки, ждал реакции зала, нового взрыва, но никто не нарушил тишину, и Маран расценил это, как согласие послушать.

— Я начну немного издалека, — сказал он, привычно заложив руки в карманы. — Вон там, наверху, — он посмотрел в сторону Дана, — сидит землянин. Это мой друг. Мой лучший друг после Поэта и, может, даже наряду с Поэтом. Вы его не видите, он прячется в тень, потому что он очень скромный человек, и всякий раз, когда я пытаюсь поблагодарить его за все, что он сделал для меня и для вас, он краснеет, смущается и начинает отрицать свои заслуги. Его зовут Дан, несколько лет назад он и его жена Ника попали на Торену. Это произошло случайно, у них отказал некий механизм, и они совершили аварийную посадку в лесах Бакнии. Их ракета разбилась, и они оказались в наших краях, имея только одежду, которая в тот момент на них была. Эта авария и есть то событие, которое изменит и уже меняет всю нашу жизнь. Потому что через несколько месяцев Дана и Нику нашли земляне. Их и заодно нас с вами. Вас, наверно, удивит, что двух самых обычных людей месяцами искали на трех или четырех планетах и по всей Торене, не жалея ни сил, ни времени, ни средств? Не удивляйтесь. Таковы земляне. Но дальше. Через пару месяцев — было это в недоброй памяти день, когда взорвали дворец Расти — я встретил Дана и Нику в Малом дворце, где они прятались… Простите, тогда они еще не подозревали, что такое прятаться, потому что на Земле нет Изиев и Лайв, они просто провели в Малом дворце ночь. Эта встреча изменила уже мою жизнь. — Он сделал паузу, никто не шевельнулся, ни шороха, ни кашля. — А теперь о предателе и предательстве. Что я делал до и после Изия, вам известно, повторяться не стану. Это кончилось подвалами Крепости, и я честно думал, что там завершится и моя жизнь, но вы спасли меня. Я благодарю вас еще раз, жители Бакны. Вы вытащили меня из тюрьмы и фактически отменили уже вынесенный мне негласно приговор. Правда, через несколько часов за мной снова пришли, забрали, передали дернитам, словом, просто-напросто выкинули из Бакнии. И я сдох бы там, в Дернии, от тоски, если б не Дан. Он явился туда и предложил мне пойти к ним работать.

— Кем? — деловито спросил кто-то из первых рядов.

Маран усмехнулся.

— Не Главой Лиги. Рядовым разведчиком. И не на Земле. На другой планете. Мы нашли там город. Точнее, его остатки. Развалины, занесенные песком. Полтора века назад он был столицей процветающего государства. По недомыслию или из невежества там взорвали несколько глубинных бомб. Город превратился в прах. Государство в пустыню. Большинство жителей погибло, а потомки уцелевших стали дикарями, поддерживавшими свое существование людоедством. — Маран умолк, и Дан понял, что тишина в зале сгустилась настолько, что стала почти осязаемой. — Но еще до конца работ я сдуру наткнулся на вещество, из которого делают бомбы, и облучился. Или, говоря по-торенски, попал под действие феномена А. Сдуру, потому что у землян есть прибор, который предупреждает о подобной опасности, и у меня он был. До сих пор не пойму, почему за такую оплошность меня не выкинули из Разведки, а вместо того бросились спасать мою никчемную жизнь, вложив в это спасение гораздо больше, чем я заслужил. Но таковы земляне. Я заболел, хотя у них было и средство защиты, но поскольку за тысячи лет в наших организмах появились мелкие отличия, оно не подействовало. То есть подействовало, но не вполне. У меня не выпали волосы, я не покрылся язвами, не стал инвалидом или… еще хуже, у этой болезни есть такие проявления, что уже только пуля в висок… Всего этого я избежал, зато у меня распалась почти вся кровь, меня вывезли оттуда с остановившимся сердцем и лечили полгода. И вот там, между двумя обострениями болезни, я узнал, что кое-кто здесь позавидовал судьбе правителей того города в пустыне. И я подумал — у меня было много времени для раздумий — я подумал, что положу свою жизнь на то, чтобы с нами — с вами! — не случилось того, что с его жителями. Правда, я не знал, что моя жизнь останется при мне, а отдать мне придется доброе имя… Если я вообще имею право претендовать на таковое после того, как бездарно, если не сказать преступно, провел свою молодость… Что дальше? Я вернулся на Торену, стал искать способ остановить Лайву. Я ничего не мог поделать. Изгнанник, нелегал, для кого рискованно даже ходить по улицам. Потом был взрыв. Облако. Я догадываюсь, что вам до сих пор вся история известна только по слухам. Назову цифры. Облако накрыло район, где жило сто восемьдесят тысяч человек. Большинство ушло. Ну про визор-центр вы знаете. Это был акт отчаяния, но он сработал. Ушло больше ста сорока тысяч человек. Несколько тысяч погибло на месте. Почти тридцать тысяч подверглось облучению, и жизни двадцати пяти из них были спасены с помощью земных врачей и лекарств. Земляне не обязаны были нам помогать. Более того, они не имели на это права, потому что были только наблюдателями, вмешиваться в наши дела им не разрешалось. Однако они помогли, потому что таковы земляне. Но при всем при том погибло больше десяти тысяч человек. Десять тысяч человек погибло из-за небрежности тех, кто испытывал новое оружие, из-за нелепой конспирации, из-за презрения к людям, из-за неумения и нежелания ценить человеческие жизни. И это всего лишь испытание! — Маран оглядел притихшую аудиторию, и тон его стал более резким. — А теперь о главном! Видеть мир можно по-разному. Что вызывает в ваших мыслях фраза «Бакния, вооруженная глубинной бомбой»? Леса благовонных пальм и шелковые промыслы? — Дану эти слова показались знакомыми, он не сразу вспомнил, что это цитата из романа Мастера. — Морской берег, нефть и золото? Великая Бакния, правящая миром? Я вижу другое. Пустыня на месте Дернии, развалины древней столицы Вахта, покрытая трупами и обломками Латания… Вы скажете: мы не собирались воевать, мы хотели только пригрозить? Для меня вахит или латанец такие же люди, как любой из вас и как я сам. Не должны дерниты ползать в ногах у бакнов. Не должны другие народы жить так, как живем мы. Я решил, что этого не будет. Вы можете спросить меня: кто ты такой, Маран, чтобы решать за нас? Кто дал тебе такое право? Что если мы предпочитаем быть дикарями в пустыне? Это так. У меня нет никакого права решать за вас. Но я решил. Можете считать меня предателем и дальше. — Он умолк, постоял в абсолютной тишине минуту, две, три? Дану показалось, что невыносимо долго… Потом прошел к ближайшему выходу и исчез. Поэт и скромно присевший во время речи Марана на угол скамьи в переднем ряду Олбрайт последовали за ним. Зал поднялся в том же молчании, идя к проходу и спускаясь по леснице, Дан так и не услышал ни одной сколько-нибудь длинной реплики. Только внизу было немного оживленнее, он увидел Поэта и Олбрайта, окруженных людьми, Поэт держал в руках огромную охапку каоры, с облегчением Дан увидел несколько веток и у Олбрайта. Рядом с Поэтом стоял Дор, который молча протянул Дану руку. Марана видно не было.