Гоар Маркосян-Каспер - Забудь о прошлом

— Нет. Он же не велел! — сказала Ника иронически. — Запрещено! Ему бы тигров дрессировать, твоему Марану! Что происходит? Говори немедленно!

Дан неожиданно для себя рассердился.

— Именно это и происходит. Дрессировка… то есть, вернее, охота на тигров. Ясно тебе? Ну привет! Иди к своей подружке и сидите тихо. Поняла?

Ника вытаращила на него глаза, и Дан, чтобы не дать ей разразиться какой-нибудь филиппикой, быстро отключился.

Когда он вернулся к Марану, тот был в комнате один и даже в прежнем положении на диване, и Дан нетерпеливо спросил:

— Слушай, как ты это делаешь? Может, и меня научишь? Я имею в виду дрессировку тигриц. В смысле, женщин.

— Никогда этим не занимался, — сказал Маран рассеянно.

— Шутишь? То-то они у тебя все, как шелковые.

— Не все. Только те, которых я выбираю сам.

— Это имеет какое-то значение? — поинтересовался Дан саркастически.

— Еще бы! В том-то и все дело. Выдрессировать женщину невозможно. Это всего лишь распространенное заблуждение. Женщину надо уметь выбрать.

— По какому же принципу?

— Ох, Дан, ну и вопросы ты задаешь! Когда, извини, ты идешь в магазин покупать штаны, разве ты говоришь: «Заверните мне вон те, с витрины, они красивые»? Ты их подбираешь по размеру, росту, цвет, фасон, я не знаю, что еще. Словом то, что тебе подходит. Тебе, а не соседу или приятелю. Так неужели выбор женщины менее важен? Она должна быть тебе… ну впору, что ли.

Дан выслушал эту тираду и решил обидеться.

— Хочешь сказать, Ника мне не подходит?

— Я этого не говорил, — возразил Маран.

— Но ведь она… Сам знаешь, как она со мной обращается!

— Ника и есть то, что тебе нужно, мой бедный Дан. Ты же сам признался, что если б не она, ты до сих пор сидел бы в какой-нибудь лунной обсерватории. И это было б очень печально. Не только для тебя, но и для меня.

— Тогда на Торену свалился б кто-нибудь другой, — заметил Дан. — Кто-то же летел бы тем рейсом.

— Ты полагаешь, я взял бы себе в друзья любого, кто свалился бы с неба?

— Мог свалиться и кто-то получше меня.

— Получше не надо, — сказал Маран. — Или ты думаешь, что друзей подбирают не по своей мерке, а просят завернуть первых попавшихся, с витрины?.. или первых попадавших с неба?.. Так что, в сущности, я должен благодарить судьбу за то, что вы с Никой встретились. И она тебе вполне впору, не волнуйся.

— А Наи? Ты уже уверился, что сделал правильный выбор?

— Да, — сказал Маран коротко.

— Почему же ты запретил ей тебе звонить?

— Ну, запретил это слишком сильно сказано. Я просто дал понять, что не хотел бы этого.

— А почему?

— А вот этого я тебе сейчас не скажу. Может, вечером… Послушай, Дан, мне нужна твоя помощь. Ты должен нейтрализовать Поэта. Я боюсь, что он вмешается в неподходящий момент и все испортит.

— Объясни ему.

— Невозможно. Он вообще не даст мне действовать. Это видение его загипнотизировало. Когда я подам тебе знак — не здесь, а там — ты возьмешь на себя миссию по удержанию его от все равно каких действий. Если понадобится, хватай его в охапку и зажимай рот. И, естественно, не лезь сам. И еще. Когда поедем, будешь осторожно смотреть в зеркальце. Я должен знать, преследуют нас или нет. Если да, все в порядке. Нет, тогда скажи. Но в таком тоне, чтоб он не понял сути дела. Пусть думает, что нам нужно прямо противоположное.

— А где он сам?

— В ванне.

— Может, просто оставим его там и смоемся?

— Да, а потом он кинется вслед и смешает все карты. Пойди лучше стукни в дверь, скажи, что пора. — И Маран закрыл глаза.

Но когда через десять минут переодевшийся в более подходящую для физических упражнений одежду Дан и порозовевший от горячей воды Поэт вошли к нему, он уже расхаживал по комнате.

— Что вы возитесь, — сказал он недовольно. — Сколько можно?

— Куда ты вдруг заторопился? — поинтересовался Поэт. — То валялся на диване, то бежишь куда-то… Маран, по-моему, ты задумал нечто эдакое. Смотри. Если тебя убьют…

— Ты позаботишься, чтобы холм надо мной был высок и крут, — нетерпеливо прервал его Маран. — Давай, поворачивайся.

Маран продвигался столь неспешно, что Поэт в конце концов обратил на это внимание. Неспешно не значит медленно, он то набирал скорость, то сбрасывал, кружил по улицам, пару раз даже останавливался, разглядывая какое-нибудь здание или сквер.

— Странно ты себя ведешь, — сказал Поэт нервно. — То лежишь пластом, то торопишься, как на пожар, то тащишься, словно моллюск в раковине…

— Я смотрю на Бакну, — объяснил Маран. — Ты ведь не даешь мне ходить пешком.

Тем не менее он добавил газу, бросив предварительно незаметный взгляд на Дана. Тот на секунду прикрыл глаза, и Маран, успокоившись, поехал без остановок.

Дан время от времени посматривал вправо. Благодаря тому, что Поэт взял с собой охапку каоры, которой была заставлена его комната, завалил ею большую часть заднего сидения и сам влез в оставшийся свободным угол, Дан смог без помех сесть вперед и поглядывать в правое зеркальце, повернутое Мараном так, чтобы он держал в поле зрения максимально большой кусок пути.

Машина преследователей то появлялась, то пропадала, что Дана не удивляло, на пустоватых улицах Бакны вести слежку было сложно. Последний отрезок дороги к северному кладбищу, расположенному на соответствующей окраине Бакны, лежал вне жилых районов, между территориями крупных заводов, потому, очевидно, был более широкий и гладкий, и выехав на него, Маран выдал головокружительную скорость. Смысл этого маневра был понятен, он хотел оторваться от преследователей, чтобы не угодить под пули, выходя из машины у ворот. Впрочем, преследователи не рискнули последовать его примеру, видимо, боясь быть обнаруженными, дорога на этом участке оказалась совершенно пуста. Когда Маран развернулся у ворот, Дан увидел идущую сзади машину в виде отдаленной точки. Маран сразу выскочил из мобиля, Дан тоже, он боялся, что Поэт, собиравший свои ветки, задержит их, но тот, увидев, что Маран уже идет быстрым шагом к воротам, моментально выбрался на дорогу. Впрочем, оказавшись за кладбищенской стеной, Маран остановился, стал разглядывать какой-то крупный надгробный камень необычной формы и медлил до тех пор, пока за воротами не раздался визг тормозов, тогда он сорвался с места и устремился по дорожке вглубь кладбища.

Дан был здесь однажды, когда хоронили Лану, но тогда подъезжали с другой стороны, все происходило почти рядом с входом, да и настроение у него было не из тех, в каком глазеют по сторонам, так что он ничего толком не увидел. Теперь у него была возможность если не рассмотреть окружающее основательно, на что стремительно шагавший Маран не давал ему времени, то хотя бы составить некое общее представление. На кладбище не было аллей и широких проходов, во все стороны разбегались извилистые дорожки, петлявшие между большими и малыми надгробиями, деревьями, кустами и холмиками. На надгробиях выделялись белые надписи самой разной длины, от двух-трех слов до нескольких абзацев. Поэт, вышучивая на Перицене честолюбивые устремления Марана, говорил правду, действительно, иные выбивали на камне целую биографию. Впрочем, надгробий с одним словом Дану так и не попалось, видимо, это была редкость. Зато он быстро понял зловещую стихотворную строку. Кое-где были насыпаны холмики с примерно одинаковым основанием, но разной высоты и, соответственно, крутизны.