Вальдэ Хан - Храм

Свист прислонился к порталу под слоновьей головой, провожая сонным взглядом отряд Ореха, пока тот не скрылся в лесу.

Он потер кулаками глаза, широко зевнул и побрел по коридору вглубь пирамиды. До завтрака было еще далеко, и ему хотелось употребить имеющееся время на сладкое ничегонеделание.

Вернувшись к себе в коморку, он прилег на топчан, где вскоре его настиг чуткий и тревожный сон. Проснувшись во второй раз, Свист обнаружил себя еще более невыспавшимся и разбитым, нежели до этого. Сунув ноги в сапоги, он поплелся в трапезную.

В давешнем зале гудели голоса и звенела железная посуда.

Приметив свободное место на краешке скамьи, он направился туда. Еще несколько минут люди рассаживались, передавали тарелки и тусклые приборы. Наконец, председательствующий за трапезами Ведун попросил внимания.

— Благодарим за пищу, что есть у нас на столе, и спасибо за крышу, что есть над головой. Приступим, — сказал Ведун и сел.

Заскрипели скамьи, ударили по мискам ложки.

Свист ел медленно и неторопливо. После недели разбавленных чаем сухих пайков острая похлебка казалась манной небесной.

«Манна небесная».

Он покрутил эти слова и так и эдак, но так и не смог вспомнить, что это такое и по старой привычке махнул рукой.

Время завтрака подходило к концу, люди сносили грязную посуду и расходились. Некоторые, правда, оставались, возвращаясь на свои места.

«Опять, наверное, Ведуна слушать будут», — лениво подумал Свист.

Он хотел было уйти, но почему‑то остался, заняв место у стены.

С важным и немного отрешенным видом, Ведун одел на голову странный (и, как показалось Свисту, потешный) головной убор – причудливую конструкцию из кожаных ремней, проволоки и спадающих на спину полосок белой ткани. Видать, старая шапка надоела.

— Ночь – не время для человека. Ночью темно и опасно, ночью бродит ужас. Лишь свет помогает нам выжить. В норах горят очаги, солнце прогоняет тени и рассвет начинает новый день. Как можем мы помыслить о том, что это совпадение?

Люди переглянулись.

— Кто‑то оберегает нас, защищает, ведет и одаривает. Кто‑то приносит нам свет, и мы должны быть благодарны ему!

Он поднял руки и повысил голос.

— Спасибо!

— Спасибо! – повторили люди.

Эхо разнесло это слово по Дому и Свист вздрогнул.

— Спасибо тебе, Приносящий Свет!

— Спасибо, Приносящий Свет, — люди вторили Ведуну.

А под сводом билось: сящий Свет…Свет..Све…

Свист вернулся в свою комнату. В ушах до сих пор слышались слова Ведуна –Приносящий Свет. Он немного покружил по комнате, пытаясь найти себе применение, потом махнул рукой и вышел.

Поворот, лестница, еще поворот.

Длинный коридор, стены которого пестрели рисунками. Цветные мелки, глина и краски, все чем можно было провести линию на камне, легло на стену в виде рисунков. Картины разной степени мастерства, а скорее его отсутствия: изображения Дома, едва ли схожие с оригиналом, портреты, темные пятна лесов, голубые ленты рек. Хватало и совсем фантастических – как правило, сам художник не знал, что он нарисовал.

Сюда время от времени ходили все жители Дома. Никто не понимал почему. Просто ходить и смотреть на картинки нравилось почти каждому. Многие сами рисовали. Даже Свист однажды, как смог изобразил железную птицу, несущуюся к земле. Правда, что это птица, а не бог весть что, сходу и без подсказок мог понять далеко не каждый.

Свист шел в дальний конец импровизированной галереи – вдруг что‑нибудь новое украсило стену. Он остановился у рисунка, которого раньше не видел. В потеках слишком жидкой краски угадывалось лицо и длинные светлые одежды, над головой большое желтое пятно – солнце, наверное.

Послышались шаги, и Свист оторвался от своего созерцания.

По коридору шаркающей походкой сомнамбулы, едва глядя под ноги, брел новенький, тот самый которого нашел Свист. Будто призрак, он прошел рядом с охотником, даже не заметив того. Новичок скрылся за поворотом, вскоре даже звука его шагов стало не слышно.

Пластун прополз еще немного и залег под орешником, успокоил дыхание, концентрируясь.

Птицы пели нарочито беззаботно, и ветер демонстративно, на показ играл с кронами сосен – это хорошо. Совсем не слышно, как вслед за ним ползут охотники. К орешнику выбрался долговязый Терновник, залег, прислушиваясь, а потом наклонился к уху Пластуна:

— Ну что? – едва слышно прошептал он.

— Трое там, как минимум. Может еще есть, но все наверняка спят.

— Сможем подобраться?

Пластун сбил шапку на затылок.

— Да. Полукругом выходите к поляне, одного надо взять живым, остальных убьем, чтобы не рисковать.

Шелохнулась высокая трава, и Пластун остался один.

Он скользнул под куст, прополз мимо трухлявого пня и осторожно выглянул из зарослей. Поляна, довольно большая, прижалась к кромке обрыва. Отсюда, невидимая, вниз убегала тропа, ведущая в Нижний Лес.

На поляне отдыхали трое мужчин. Все как один грязные, с нечесаными бородами, только лысые макушки на солнце блестят. Пришельцы носили замшелые шкуры, схваченные тряпичными кушаками. Примитивное оружие – топоры и копья, лежало рядом – все как рассказывали Орех и Свист.

Пластун закрыл глаза, успокаивая дыхание. Важно, чтобы его охотники не перестреляли всех сразу, им пригодится язык. Разом все четверо охотников приподнялись над землей, медленно вскинули оружие и прицелились.

Раздался хлопок, словно пробка вылетела из бутылки. Все вокруг завертелось и поплыло, будто Пластун смотрел на окружающий мир из‑под воды. В ушах шумела кипящая кровь. Он упал на землю, мышцы свело ужасным спазмом так, что кости затрещали. Он хотел закричать, но захлебнулся колючим воздухом.

Сквозь багровую пелену Пластун видел, как к нему бежали дикари, кривя щербатые рты в радостном вопле, которого он не мог слышать.

Кажется, его били.

Лишь спустя несколько бесконечных минут, а быть может часов или дней – точно сказать он не мог, Пластун понял, что лежит на поляне, его руки и ноги крепко связаны, но боль понемногу отступает. Сделав над собой усилие, он перевернулся на спину. Да так и остался – нехитрое движение отняло у него все силы.

Вокруг собрались дикари, и было их никак не меньше десятка. Они потрясали древками копий, ругаясь делили трофейное оружие. Пластун понимал их речь через слово, так как еще не до конца пришел в себя.

Поимщики расступились, в лицо Пластуна заглянул немытый детина, с разукрашенным лбом и костью, проткнувшей нос, в нижней губе так же имелась какая‑то бирюлька. Черная курчавая борода и темные злые глаза придавали ему по–звериному дикий облик.

Длинные паучьи пальцы схватили Пластуна за подбородок, повернули к солнцу. Дикарь, очевидно бывший тут за главного, пристально изучал охотника.