Вальдэ Хан - Храм

Но главное, что всю деревню опоясывал каменный кушак. Угрюмые гиганты, на челе которых скалились виденные им множество раз лица.

Вот откуда пришли бритоголовые!

Их встречали. Такие же немытые и заросшие, навстречу вышли женщины, криками приветствуя вернувшихся. А еще тут были дети, совсем маленькие и постарше. Это поразило Пластуна больше всего. Он вдруг понял, что никогда не видел детей, но точно знал кто это – это маленькие люди, которые вырастут и станут взрослыми.

Он задержался на миг, разглядывая крепкого мальчишку, что нес полную каких‑то клубней корзину. Жестокий окрик и толчок в спину заставили Пластуна идти дальше.

Пленников провели через все селение, и охотник отметил, что здесь живет очень много людей. Много – число он назвать не смог, словно считать разучился. Много, и все тут. Главное, что дикарей в городище обреталось куда больше, чем сородичей Пластуна в далеком Доме.

Сперва они шли в тишине, но потом деревня взорвалась ликующими криками, улюлюканьем и победными возгласами. Грязные дети шли рядом и что‑то кричали, весело смеясь. Наконец их привели к подножию пирамиды. Пластун ожидал, что их встретит какой‑нибудь местный вождь, но вместо этого пленников бросили в довольно глубокую яму, что нашлась неподалеку. Сверху опустилась деревянная решетка из толстых жердей, отрезая охотников от свободы.

В яме пахло шерстью и навозом. Возможно, здесь содержали каких‑нибудь животных.

Охотники понемногу приходили в себя. Туманная поволока спала с их глаз, мужчины непонимающе озирались по сторонам и хмурили лбы, будто спросонья.

Остаток дня, вплоть до самых сумерек, над краем ямы появлялись головы дикарей, с интересом рассматривающих пленников. Время от времени вниз летели огрызки фруктов, плевки и речная галька. Когда наступила ночь, до пленников доносились голоса, бой барабанов и протяжное заунывное пение. Выходит, тут не все прятались от темноты.

Много позже Пластуна сморил сон, тяжелый и удушливый, словно горячечный бред.

Деревня тонула в тумане, так что и ближайшие‑то хижины было с трудом видать. Пленники сонно морщились, глядя вокруг.

Казалось, что у подножия пирамиды собралась все население деревни. Темные силуэты прятались в тумане, заполонив площадь и пространство между хижинами. Все молчали. Было так тихо, что легко можно было услышать, как чешется бородатый детина вон там, слева от приземистой хижины.

У лестницы, поднимавшейся к вершине пирамиды, особняком стояли шестеро аборигенов, по трое с каждой стороны. Увешанный цацками и раскрасивший себе лицо, вторым справа стоял Черный Змей – должник Пластуна.

Послышались звуки шагов.

По ступеням лестницы спускался высокий мужчина. Еще совсем не старый, с длинной седеющей бородой, долгополые одежды без рукавов мели камень ступеней. Бритую голову зеленым обручем схватывала татуировка – змей в несколько колец обвивший чело.

Человек остановился на половине пути и замер. Потом воздел руки к небу и толпа грянула:

— Говорящий! Говорящий с Богами!

Туман разбил эхо на отдельные звуки, и разбросал бессвязными обрывками вокруг деревни. Черный Змей выступил вперед и обратился к стоящему на лестнице.

— Верховный жрец Великого Змея, как ты и предвещал, в стылой чаще не Вершине, живут люди. Голоса их подобны клекоту стервятников, души черны и полны зла. Они хотели напасть на нас из засады.

Жрец медленно спустился вниз и принялся рассматривать пленных.

— Владыка, это их шаман, но он слабый и немощный – Змей схватил Пластуна за волосы и задрал тому голову, подставляя его лицо взгляду жреца.

Говорящий с Богами молчал.

— В жертву! – закричал кто‑то из толпы.

— В жертву! – завопили стоявшие рядом шаманы.

— В жертву!!! – отозвался туман.

Жрец поднял руку, и тут же воцарилась тишина.

— Завтра вернутся мужчины и принесут слезы неба. Их будет много, больше чем мы когда‑либо приносили. Тогда мы отдадим богам и Великому Змею этих демонов. Это будет великая жертва – гекатомба!

Люди притихли, обдумывая сказанное, а потом закивали, соглашаясь – идея пришлась им по душе. Да и слово «гекатомба» звучало величественно и страшно. Пластун вдруг понял значения слова «жертва». Понял, и по–настоящему испугался, первый раз за всю дорогу, а возможно и за всю жизнь.

— Великий жрец, — снова начал Черный Змей, — сегодня мой старший сын, Тисун, должен пройти обряд инициации. Разреши помазать его кровью моего, — он выделил это слово, — пленника.

Говорящий с Богами оглядел собравшихся – на лицах дикарей читалось нетерпение и жажда зрелища. Жрец помедлил и сказал:

— Пускай горячая кровь благословит твоего сына на подвиги во имя Великого Змея, — величественным движением он указал на охотника, стоявшего рядом с Пластуном.

Его звали Дикобраз, высокий, немного нескладный, с грустными темными глазами. Он растерянно оглянулся на Пластуна, открыл было рот, но кто‑то выпихнул его из строя пленников. Три шамана скрутили ему руки и поволокли куда‑то за пирамиду.

Остальных охотников затолкали обратно в яму, ждать своего часа.

Великий жрец стоял на ступеньках и безразлично взирал на царящий вокруг переполох.

Пять высоких костров коптили туман на площади перед пирамидой, барабаны выбивали ритм, в такт им прихлопывали собравшиеся.

— А ну‑ка подсади, — приказал Пластун одному из соратников.

Мужчина безропотно подчинился, ему было все равно.

Пластун уперся ногой о подставленные ладони, взялся за перекладины решетки и заглянул за край ямы.

На площади мало что изменилось, все так же стояли люди, три шамана замерли у лестницы. Один из них держал большую медную чашу, у другого же в ладони сочилось голубым светом мерцало. Туман заметно поредел, почти рассеялся, а то, поди, Пластун ничего бы и не увидел.

Как и в прошлый раз, Говорящий с Богами ритуально спустился по лестнице, остановился, не дойдя до земли трех ступеней.

«Ноги не сотрешь, туда–обратно карабкаться?» — зло подумал Пластун, от всей души желая жрецу кубарем скатиться вниз и сломать о ступени шею.

Но Великий жрец спокойно завершил спуск и заговорил.

— Дети Богов, сегодня Черный Змей посчитал своего сына, Тисуна, готовым стать взрослым и посвятить свою жизнь служению Великому Змею, став на путь шамана. Выйди же, мальчик!

Из толпы вышел Черный Змей, он положил руку на плечо юноше, подбадривая того. Парень был высокий и гибкий, но жилистый и явно не робкого десятка – на людей смотрел с вызовом, чувствуя собственное превосходство. Не считая набедренной повязки, похожей на домотканую юбку до колен, он был обнажен. Кожу украсили синие разводы, будто следы змеи, проползшей по телу. В отличие от отца и других взрослых, юноша носил длинные сальные волосы, схваченные на лбу полоской змеиной кожи.