Вальдэ Хан - Храм

— Хвала Светоносцу, — Тропа поднял руки в молельном жесте.

— Хвала, — кивнул Свист.

Он вернулся совсем недавно, промокший до последней нитки, с одной лишь мыслью – передохнуть и согреться. Поход через лес, когда брести приходилось по колено в воде, изредка натыкаясь на зверей–утопленников, здорово его измотал.

— Ты успел как раз к обедней молитве, — Свист даже не заметил, что водонос теперь шагает рядом с ним.

— Слушай, у меня зуб на зуб не попадает, не до молитв мне сейчас, — устало ответил десятник.

Тяжелая ладонь легла на плечо охотника.

— Нельзя пропускать молитву без серьезной на то причины, — наставительно прогудело у парня над самым ухом.

Свист хотел было свернуть в коридор, ведущий в его жилище, но вдруг почувствовал, что рука водоноса не просто так оказалась на его плече, а цепко держит охотника за лямку рюкзака, не давая уйти.

— Молельня там, — добродушно подсказал Тропа, узловатым пальцем указав направление.

Волна гнева, рискующего превратить в полновесную ярость, вдруг захлестнула Свиста.

— Отстань! — прорычал охотник и сам испугался звука своего голоса.

Водонос боязливо посмотрел сверху вниз на Свиста, а потом медленно убрал руку с плеча, будто боялся делать резкие движения. Охотник чувствовал страх гиганта, и вдруг нашел это чувство приятным. Но все же, желая сгладить неловкость момента, сказал уже мягче:

— Я помолюсь сам, когда переоденусь.

Тропа коротко кивнул и заспешил по своим делам, путаясь в мощных ногах, будто был под хмелем. Свист проводил взглядом водоноса, на время забыв о холодной и мокрой одежде – мерцало где‑то внутри, все чаще давало о себе знать.

Стягивая мокрую рубаху, Свист слушал, как гудит толпа внизу, истово прося чего‑то у Света. От этого речитатива у охотника даже зубы свело. Прошлепав босыми ногами по полу, он выглянул во внутренне окошко.

В зале царил дрожащий, пахнущий потом и древесной смолой полумрак. Все лампы и светильники оказались потушены – свет давала лишь раскаленная Жаровня, ставшая чем‑то большим, нежели огнем, запертым в кованой клетке. Охотник видел невозможное – как над покорно склоненными головами собирается мерцающий туман, который будто воронка втягивает в себя рокочущее пламя.

Десятник перевел взгляд и поглядел на Ведуна, у которого вместо лица скалилась вырезанная из безумия и какого‑то запредельного экстаза маска. Свист увидел, как в груди жреца медленно тает светящееся сердце – мерцало.

— Он породнил его! – понял охотник, и спросил у старых стен. — Что же теперь будет?

Свист выдохнул и вновь поглядел вниз – зал был забит до отказа. Охотник вглядывался в лица людей, пришедших отдать дань Свету. Кроме тех, кому выпало дежурить в сторожке у слоновьей головы, в молельне собрались все домочадцы. Даже Скальник подпер стену в дальнем углу, отрешенно разглядывая потолок. Сам не молился, но и другим не мешал.

Свист поискал взглядом Ореха. Но тщетно – то ли не было его в толпе, то ли не смог охотник разглядеть своего воеводу.

Быстро переодевшись и дождавшись окончания службы, Свист заспешил вниз, в трапезную, желая поговорить со Скальником.

— Свист! – радостно воскликнул Скальник. – Куда ты запропастился? Орех тебя разыскивал, прямо с ног сбился. Где это, говорит, мой лучший десятник?

Скальник нервно хохотнул.

— Я тоже его ищу, не подскажешь? – Свист отметил напряженность собеседника.

— В лесу. К завтрашнему вечеру обещался быть.

— Значит, подожду его до завтра, — вслух решил охотник.

— А сам‑то где был?

— Да в норе застрял, из‑за дождей никак выйти не мог, — легко соврал десятник.

— Ну ничего, уже скоро конец ливням, а как просохнет, так и на дикарей двинем.

Свист глянул себе за плечо, на десятки людей рассаживающихся по лавкам.

— Может, там внизу и останемся, — тихо, очень тихо, сказал Скальник.

— Что ты имеешь ввиду?

Вместо ответа Скальник поманил товарища пальцем – пойдем, мол, выйдем.

Трапезная скрылась за поворотом, в коридорах Дома было тихо и спокойно все его жители вкушали дары своего бога, сидя на длинных лавках в молельне–столовой.

— Так что ты имел в виду, когда говорил, что, может быть, там и останемся? – напомнил Свист.

Скальник поскреб небритую щеку и сплюнул.

— Да то и имел. Сил больше нет в этом склепе жить. Ведун мозги людям запудрил – караул. Там Свет да сям, и попробуй возрази! Даже тихоня Арахна за косое слово так глянет, что у меня мурашки по коже. Чудится, что вот она как выхватит нож из‑под своих этих тряпок, да кишки мои прямо на пол и вывалит.

— Скальник, ты преувеличиваешь, — с сомнением глянул он на соратника.

— Ты редко бываешь в Доме. А когда бываешь, наверное, вокруг себя не смотришь, — ворчливо ответил Скальник.

Свист вспомнил Тропу, желавшего силой отвести его на молебен.

— Возможно, ты и прав, но почему – остаться в Нижнем Лесу?

— Да все лучше, чем с фанатиками в одном Доме. Разобьем дикарей, воинов вырежем, кого сможем – возьмем в плен, пускай работают, да сами изредка мерцала носить будем, мало ли. Плохо разве?

Десятник пожал плечами.

— Дикарские леса – не то место где бы я хотел прожить больше недели.

— Тогда можешь пойти в зал, и бить до утра поклоны Светоносцу. Вдруг Ведун оценит твои старания, и даже наградит за это, повесив разрисованную тряпочку на винтовку.

— Не передергивай, — предупредил Свист.

Скальник осекся, но потом сказал устало.

— Я по приказу Ореха тут вторую неделю дежурю. Устал, сил моих нет, чувствую, как все они на меня смотрят. И каждый говорит своим взглядом – что это, Скальник, ты не веришь в нашего бога? Меня тошнит уже, в лес хочу убежать.

— Скоро уже.

Свист искренне пожалел обычно сурового, и даже жестокого, Скальника. Хотел сказать что‑нибудь подбадривающее, но не нашел слов.

— Пойду я, — Скальник невесело усмехнулся, — А то эти скоро поедят, снова помолятся, и пойдут шастать по Дому, ища кому бы песенки свои петь про Свет.

— Ты даже не поужинаешь? – спросил Свист, вспомнив, что собеседник так и не садился за стол.

— Да ну их! Утащу что‑нибудь с кухни, и у себя перекушу. Бывай, десятник, и будь осторожнее.

Свист проводил понурую фигуру взглядом, и отправился к себе коротать ночь. Есть со всеми вместе ему тоже расхотелось.

На обратной дороге, идя к себе в комнату, на глаза ему попался пленный дикарь, усердно оттирающий ступени от грязи – жирной земли леса, принесенной сюда сапогами охотника. Раб был обнажен по пояс, одеждой ему служила лишь длинная набедренная повязка, да грязный клобук на голове, сработанный из дырявой мешковины.

Свист осторожно переступил мокрые ступени, стараясь не коснуться отрешенно трудящегося змеекпоклонника.