Владимир Зенкин - Миф о другой Эвридике (СИ)

В состоянии Эдуарда Арсеньевича – никаких изменений за месяц. По-прежнему он лежит на кровати с прикрепленными к телу датчиками. Редкие плески на осциллографе – измученное сердце; почти неуловимое дыхание. Кожа лица слегка поматовела, стончилась, резче выдались надбровья и скулы. Веки цвета еловой стружки прячут неподвижные от тяжкой усталости глаза. Он получает искусственное питание с помощью сложного немецкого аппарата. Его раздевают, протирают тело, одевают вновь, поворачивают слегка набок, подкладывая специальные валики, чтобы не образовывалось пролежней на спине.

Эдуард Арсеньевич ни на что не реагирует. Но он живёт… живёт застывшей, спрятанной от всех жизнью. Кома. Неумолимая стрелка меж плюсом и минусом. Где-то кем-то не решено пока, куда ему дальше?

Уже приближается рассвет. «Ну, давай же ещё раз попробуем!». Лита, сбросив с ног тапочки, прилегла на соседнюю кровать. Хорошо было видно сбоку Эдуарда Арсеньевича в неярком освещеньи дежурной лампы. Правая сторона лица, поредевшие седые волосы, часть седоватой бородки, укрывающей выраженье губ. Правая рука, вытянутая вдоль тела…

«Где же ты?.. ты… единственный на свете, необходимый мне человек. Извини, что я говорю, быть может, не так, не то… бабью сентиментальщину… а что я могу говорить и думать?.. если я – баба… простая, любящая баба…

Почему так жестоко с нами?.. Нет, не об этом. Ещё раз попробуем. Как же мне увидеть тебя? Как же к тебе пробиться? Ещё раз. Ещё… Никаких сомнений. Взнуздаться – расслабиться… расслабиться, притвориться покорной… Медленно обмануть реальность… незаметно отыскать маленькую, узкую брешь – не может быть, чтоб её не было! Выпустить неловкую душу на свободу… вперёд, вверх, вразгон… туда, к его потерянной душе… хрупкую бабочку – к бледному свету за чужим стеклом, за мёртвой, зловещей границей».

Ночная невесомая летунья, рождённая и выросшая в своём сумеречно-благостном мире, должна была б, если не знать (по несовершенству своему для привилегии чёткого знанья), то хотя б чувствовать собственными нежно-простенькими мотыльковыми чувствами (где там расположены их начала: на шелковой глади крылышек? на зазубренных кончиках лапок? на причудливых усиках? за мерцающими зернинками глаз?..) гибельную опасность чужого, света. Но почему-то летит к стеклу. Что-то хочет за ним найти для себя значимее своей жизни. Вдруг – найдёт? Вдруг – стекло отворится…

Стекло не отворилось, а вогнулось, выплавилось в кратерную скользкую воронку; свистящий, холодный вдох… оттуда… она уже втянута исполинским вдохом; сужающиеся стеклянные стенки с хохочущими бликами, кривыми пятнами… стеклянная нора извивиста, но коротка: несколько сумбурных мгновений… Всё. Ничего. Белое. Он!

– Лита! Моя… Нет, не время сейчас. Лита! Нам встретиться было очень нужно. Всё-таки получилось. Я чувствовал, как ты…

– Почему так трудно было на этот раз? Почему не получалось? Что происходит с тобой? Почему ты стоишь так далеко, не подходишь? Тебя плохо видно за этим снегом.

– Попробую подойти немного. У вас тоже… произошло.

– Сейчас расскажу. Да ты уже знаешь, наверное. Ты же можешь за нами наблюдать.

– К сожаленью, эта способность пропадает. В первую ночь, слава Богу, удалось. А теперь – почти ничего. Это неизбежно.

– Как, неизбежно!? Эдуард!.. Что ты! Иди ко мне! Идём со мной! Туда, к нам. Нам очень нужна твоя помощь. Я расскажу тебе, что было.

– Лита, ты уже рассказала. Я уже восприял твои информные токи. Нам можно общаться без слов.

– Вот и хорошо. Идём же со мной. Возвращайся.

– Погоди, Лита. Ты сильная женщина.

– Я слабая женщина. Я люблю тебя!

– Успокойся. У нас мало времени. Речь не о нас сейчас.

– Да, конечно… синички…

– Я понял всё про синичек. Но я не могу их сейчас увидеть. Я с громадным усилием смог увидеть тебя, связаться с тобой на короткое время. Чтобы успеть сказать.

– Что сказать?

Облик Эдуарда Арсеньевича среди прохладного, неснежного снегопада был ещё более нечёток и непрочен, чем тогда, месяц назад; в любую секунду он мог расплыться и исчезнуть.

– Лита… Я – ещё в Подступе, в послеграничном слое. Но Подступ принадлежит уже иной сущности, он открыт в неё. Этот мир нематериален, одноцел, в нём действуют совершенно другие законы, его устройство непостижимо для вас и во многом ещё для меня. Но мне удалось уловить чьи-то посылы, понятия. Быть может, их нацеленно передали мне, чтобы через меня передать вам. Это важно для вас. И здесь – для кого-то.

– Это касается синичек?

– Да. Слушай внимательно. В той злополучной пещере находился выход тропоскважины, соединяющей две сущности: одноцелую – ту, в Подступе которой нахожусь я сейчас, и двуцелую – обычную, вещественную, земную. Тропоскважены открываются раз в семь лет на очень короткое время и никак иначе. Они служат для перемещения туда и обратно специальных представителей одноцелой сущности, для каких-то необходимых миссий, смысла которых я ещё не понял. В этот самый момент мы и попали по моей глупости в пещеру. И самое худшее, по неведомой случайной неувязке (видишь, Лита, даже в высших мирах бывают случайные неувязки), у вас осталось существо…

– Эдуард, – дрогнул голос Литы, – почему ты говоришь «у вас»?

– Хорошо… у нас, в нашем мире осталось нематериальное существо. Зверёныш – так его называют, хотя никакого отношения к зверям и животным, в нашем понятьи, он не имеет. Его энергетика плохо совместима с человеческой энергетикой. Его контакты с человеком – опасны для людей. А он уже вступил в контакт с самыми незащищёнными из нас – синичками. Мы их не защитили. Я – не защитил. Моя вина.

– Что с ними будет? Они поехали в Сабринск.

– Знаю. Энерговыплески зверёныша вместе с агрессивными эмоциями девочек – вот что страшно для окружающих и для них самих. Даже если их психика, их организмы выдержат на сей раз… это всё равно случится потом. Разрушение нейросистемы мозга. Они обречены, если зверёныш с ними.

– Как отвести его от девочек?

– Ему нравится с ними быть. Он не хочет их покидать, потому что чувствует себя неуютно в одиночестве, в чужом для него мире. Он приветливо общается с девочками, охотно выполняет все их желания. Но он не способен осознать свою несовместимость с человеческой личностью, понять губительные последствия этой «дружбы» и отказаться от неё. Уровень разума его недостаточен для этого.

– Боже мой!.. – сломлено прошептала, Лита, – Что делать?

– Его нужно не просто отвести от девочек, а увести из нашего мира в родную его среду. Но в том беда, что заперты тропоскважины и для этого не откроются, а собственной его энергии не хватит, чтобы преодолеть границу сущностей и Подступ. Иначе бы, он давно это сделал.