Алексей Олейников - Левая рука Бога

Ярцев похолодел.

– В каком смысле?

– В том самом, Диня. Я не могу тебе всего рассказать, но наше «Око»… В общем, это из-за него все происходит.

– Что? Нападения?!

– Это не нападения, – устало сказал Виктор Семенович. – Это тульпы. Очень прошу, уезжай.

– Я понял, пап, – Денис закусил губу. – Я так и сделаю.

– Вот и хорошо, молодец, – с облегчением сказал Виктор Семенович. – Как выедешь из города, перезвони.

Он отключился.

«Как в Москве». Что это значит – смерть в подземке? Поезда, сошедшие с рельс, люди, умирающие вповалку на площадках, падающие на подъемниках, паническая толпа, выпирающая из станов, обезумевшая человеческая каша…

Прошло три года, но город до сих пор не оправился. Он соврал Кате, что все хорошо. Нехорошо, в сердце у Москвы теперь черная дыра, она только затянулась тонким ледком, все по нему ходят, а под ногами бездна. Нападение с применением отравляющих веществ. Кто в это поверит?! Парни показывали съемку из камнеходов, любительскую, запрещенную, только тогда Денис не хотел смотреть. Не хотел знать.

Он побежал по улице.

Виктор Семенович положил умник.

– Он успеет?

Игнатьев кивнул.

– Зря ты подробности сказал, все разговоры пишутся. Сенокосов может припаять разглашение.

– Да пошел он, – зло сказал Ярцев-старший. – Весь город в подопытных кроликов превратил.

– Ну, это не нам решать, – мягко сказал Игнатьев. – Давай работать, Виктор Семенович. Научники готовят эксперимент, хотят уздечку на эту аномалию накинуть.

– А получится? Это же черт знает что такое, тульпы какие-то… Что это вообще такое?

– Оружие, Виктор Семенович, оружие будущего, – Игнатьев погладил бороду. – А если получится, не просто оружие, а вообще будущее. Все, заболтались мы. Как там мой реактор?

Он сверился с светоплатом.

– Как часы. У нас-то все хорошо…

Следующий всплеск тульпы второго класса настиг Сенокосова, когда они готовили Лагутенко к рыбалке . В белом медкомбинезоне тот переминался с ноги на ногу, пока медик настраивал телеметрию. Комбинезон обтягивал худое тело, обрисовывал все мышцы и кости, и рыбак напоминал Сенокосову визитера с того света. Кощея бессмертного. Только в белом. Лайт-версия.

– Всплеск, – пробился в гарнитуре голос лаборанта Коли. – Вы просили извещать, Олег Геннадьевич.

– Где?!

– В районе Северного тоннеля, второй класс, категория «тролль», конфигурация «еж».

«Тролль», вторая по силе категория второго класса, мгновенно вспомнил полковник. Плотность достаточна для физического контакта, способен к удаленному воздействию на материальные объекты.

– Он перемещается! – запаниковал Коля. – Теперь в Центральном районе. Хронометраж – уже пять минут, не рассеивается.

«Общее время взаимодействия операторов с тульпами не должно превышать часа, – подумал Сенокосов. – Потом как минимум неделя отдыха. Дети с ними контактируют третьи сутки. Если крыша у них еще не поехала, это чудо…»

– Пора, пора Андрюша, – поторопил он. – Вы закончили?

Медик кивнул.

Лагутенко обернулся, посмотрел на Цветкова. Геннадий мрачно смотрел в одну точку.

– Ген…

– Удачного лова , – сказал Цветков. – Темнота – это не навсегда.

Лагутенко слабо улыбнулся, повторил:

– Темнота – это не навсегда. Хороший девиз.

– Пойдем, Андрюша, – Сенокосов отправил его по коридору, сам задержался в дверях.

– Срок тебе до вечера, Гена. Больше с тобой нянчиться не буду.

Паша за парковал вездеходы на соседней с домом Щербакова улице. Шли по обеим сторонам улицы, по пыльному бурьяну, прораставшему сквозь рассыпающуюся плитку. На глазах – мобильный комплекс оперативного наблюдения МК-3 «Зоркий», на вид – непроницаемые солнечные очки. Люди, мать его, в черном.

Не до смеха было Ермолину, «Око» подтвердило – в тоннеле вылез «тролль», второй класс. Если у этого пацана на побегушках такая же зверюга, идти на него с нейроразрядниками – все равно что с мухобойкой против танка Т-100 «Святогор».

– Вроде этот, – Данила посмотрел на номер дома, выведенный белой краской на почтовом ящике. Глухой деревянный забор, синяя краска растрескалась, пошла чешуйками. Доски рассохлись, сквозь них проглядывал пятачок двора, мусор, абрикосы у дома.

«Зоркий» показывал отчетливый тепловой след двух человек. Один в доме, другой во дворе. Судя по размерам, пацан во дворе.

Паша тронул нитку гарнитуры.

– Входим. Цель во дворе.

– Я на позиции, – отозвался снайпер. – Цель захватил.

Сенокосов, конечно, мужик умный, но Ермолин прихватил огнестрел – на всякий случай. На той стороне улицы снайпер в сирени, еще два бойца страхуют их. Если дело с Щербаковым не заладится, наступит их черед. В герои Паша не рвался, у него были еще планы на долгую и по возможности счастливую жизнь.

Данила взялся за ручку калитки, нежно ее отжал…

– Погоди, – остановил его Паша. Тихо было в Федотовке. Псы не гавкали, когда они проходили по улице – а тут их полным-полно. Никто не вышел им навстречу, ни тебе мужичка навеселе, ни старушки, прорывающей траву в палисаднике. Очень тихо, будто придавило чем-то Федотовку, притушило буйный нрав ее обитателей.

Только далекие сирены долетали со стороны Туапсинки и вертушки рассыпали в небе свой сухой горох.

«Попрятались, когда ЧП объявили?» – задумался Паша.

Паша, в отличие от «варяга» Сенокосова, был местным, с хамсой во рту вырос. Он знал, что Федотовку атомной бомбой хрен напугаешь, наоборот, народ отмечать на улицах будет день бомбардировки. Дескать, наконец-то все закончится.

А тут тишина.

– Я один, ты здесь постой, – шепнул Ермолин. – Попробую поговорить с пацаном, зря, что ли, целую папку порбовских бумажек отшлепал?

Данила пожал плечами и показал жестами, что салютует его героическому безумию. Ермолин показал кулак и вошел во двор, звучно стукнув щеколдой калитки.

Ярослав Щербаков сидел на скамье. Он прислонился к шершавому стволу винограда, в белой майке-алкоголичке и пузырящихся спортивных штанах с вытертым логотипом «Сочи-2014».

Шелестела листва, по сухой земле позади него бродили тени. Ярик смотрел перед собой, худые белые руки лежали на коленях.

– Ярослав? – Паша подошел ближе, целеуказатель показывал расстояние – пять метров, зеленым подсвечивалась вероятная линия выстрела снайпера. С учетом, что стрелять ему придется через забор, Ермолин стоял аккуратно, подальше от области выстрела.

Пацан поднял глаза – нехороший у него был взгляд, издалека, отметил Ермолин.

– Я из управления по делам детской и подростковой преступности ПОРБ, – представился Паша.

На крыльцо вышла женщина лет сорока пяти, с веником в руках – еще красивая, с усталым увядающим лицом. Она прищурилась, разом приподнялась и налетела на Ермолина, как наседка.