Жан Коломбье - Досье «72»

Власть — это когда ты в состоянии изменить, встряхнуть повседневную жизнь людей. Настоящая политика и настоящая власть не даны тем, кто обменивается рукопожатиями с людьми на рынках, тем, кто произносит красивые слова в модных телевизионных передачах. Нет, политика и власть делаются и принадлежат тем, кого люди не видят, о чьем существовании они не догадываются, тем, кто за кулисами дергает за ниточки, кто выдает и насаждает свои идеи. Именно к этому я и стремлюсь, и ни к чему иному». Я смеялся ему в лицо: при власти или без нее, ясно, что ему не дано помешать мне жить так, как мне хочется, не испытывая никакого давления… Но лучше бы мне было помолчать.

Итак, политика меня не интересовала. Учеба тоже, что только множило число возникающих проблем. Особенно с моими родителями. Получив диплом бакалавра, я попробовал поучиться в университете, не имея ни к чему определенной склонности. Немного права, немного социологии, потом работенка то там, то сям. Как птичка, порхающая с ветки на ветку, говорил Кузен Макс. Неудачник, именно неудачник, говорил отец. Оба они, очевидно, были правы, я вел жизнь неприкаянной птицы, встречался с друзьями, с подругами, развлекался, слушал музыку, строил заманчивые, но очень расплывчатые планы. В двадцать восемь лет, не имея постоянной работы, не имея своего угла, не имея постоянной подруги, я был идеальным испытательным полигоном для тех, кто хотел узнать планы на будущее определенной части молодого поколения. Кузен Макс этим пользовался и помимо того, что испытывал ко мне искреннюю привязанность, старался через меня поддерживать контакт с повседневностью, с реальностью, с которой люди его типа не могли или же не хотели знакомиться.

Кузен Макс явно пребывал в состоянии крайнего возбуждения.

— Если бы ты только видел лицо Бофора!

Он назначил мне встречу в пятнадцатом округе в бистро «Паломб», где постоянно столовался. Как и обещал, Кузен Макс решил посвятить меня в свой революционный проект, о котором только что переговорил с министром.

Случай очень часто решает многие вопросы. Вызванный Бофором для решения некоторых административных формальностей префект департамента Эндр разоткровенничался, когда они потягивали вино у стойки бара на втором этаже министерства. Он не должен был бы этого говорить, но люди преклонного возраста стали причинять ему много неприятностей. В его департаменте, если так будет продолжаться и дальше, молодые люди скоро станут вымирающей расой. Простите, а как же быть с седыми головами?! Все очень просто, сходите прогуляться после обеда в будний день по Шатору, вы встретите там одних только стариков. В общественном транспорте ездят одни старики. Черт возьми, к тому же бесплатно! Они мало потребляют, но они дорого обходятся, и очень скоро страна не сможет с этим справляться…

— Я ушам своим не поверил: нежданным образом префект сам подготовил мне почву для разговора. На него было смешно смотреть: он был смущен тем, что говорил это, но убежден в том, что выполняет свой долг, защищает безнадежное, но правое дело. Однако префект молод и поэтому достаточно объективен… Бофора эти высказывания развеселили, он поблагодарил префекта и предложил ему департамент из короны парижского округа, в котором проживает много молодых и воспитанных людей. И тогда, представляешь, я бросился на помощь этому смелому человеку и рассказал про один случай, про твою аварию, — я, правда, немного сгустил краски, чтоб усилить воздействие, сказав, что твоя подруга погибла, потом еще пару-тройку происшествий с моими друзьями, в которых были замешаны люди пенсионного возраста. С еще большей страстью, чем префект, я подчеркнул, каким тяжким грузом ложатся старики на экономику страны. Бофор уже не улыбался. В конце концов он согласился с тем, что, конечно, с точки зрения экономики это большая проблема, но что ж тут можно поделать? С этим уже столкнулись все западные страны. Это является трагическими последствиями контрацепции, людского эгоизма, морального разложения французского народа. Он начал возбуждаться, словно окунулся в ход избирательной кампании. Я шепнул ему на ухо, что у меня, возможно, есть решение этого вопроса, которое я могу ему изложить, но хотелось бы поговорить об этом с глазу на глаз. Потому что вопрос этот очень деликатный, действительно деликатный.

Увлеченный рассказом, Кузен Макс забыл про мясо, которое уже успело остыть. Я напомнил ему об этом и поинтересовался просто так, какой интерес правому правительству искать решение, которое позволяло бы больше не заботиться о стариках. Не стоило мне этого делать: мясу суждено было быть съеденным в холодном виде или не быть съеденным вообще. На губах Кузена Макса появилась его знаменитая нравоучительная улыбка, которую он напускал на лицо для разговора с простаками. И он прочитал мне лекцию по истории.

После падения правительства левых, которое было вызвано, как известно, делом Байе, к власти снова вернулись правые. Как обычно. Благодаря неискоренимой привычке французов к переменам. Правые были разобщены, но локомотивом для них послужила НПФ, Новая партия Франции. Кузен Макс хотел, чтобы я обратил внимание на следующее: каким образом крайне правая партия, которая на ладан дышала в конце прошлого столетия, смогла за несколько лет возродиться, обрести новое дыхание, завоевать доверие и, главное, омолодить свой электорат? Конечно, она сумела максимально воспользоваться растерянностью политических партий, вызванной катастрофой на референдуме 2005 года. Помогло еще вот что: левые были дезориентированы, правые были не в лучшем состоянии, и к тому же их раздирали внутренние противоречия. Освободилась ниша для тех, кто призывал возвратиться к истокам, к истинным ценностям, к вечным ценностям Франции. И сразу же они набрали 21 % голосов, не было никакой необходимости собирать голоса среди населения, желавшего безопасности; все правые партии, а затем и левые уже заняли этот сектор… Безопасность стала их главным политическим козырем, превзойдя по важности даже вопрос занятости. Вот как!

Своему успеху НПФ была обязана молодым, молодежи из предместий. Молодежи из богатых кварталов тоже, но в основном все-таки молодежи с окраин, где царило насилие. Расизм и насилие были обострены и поддержаны молодежными отделениями НПФ. Как и в США, подростки собираются в группировки по этническому признаку или по кварталам, происходит война за территории, за сферы влияния, каждая этническая группировка старается утвердить свое главенство. У крайне правых хватило ума понять, что кто-то кого-то постоянно недолюбливает. И все эти молодые люди вновь обрели традиционные ценности крайне правых, ценности, которые они считают современными: превосходство расы, неприкосновенность территории, применение силы, дисциплина…

Читать дальше