Жан Коломбье - Досье «72»

Но вот сенаторы, о-ля-ля! Как было трудно справиться со ста тридцатью шестью сенаторами, которым объявили, что, во-первых, надо было уступить свое место, а во-вторых, отправиться в «Центр перехода», а не домой. Пользуясь поддержкой большинства своих коллег, которые уже слышат свист ядра, они заявили, что их статус освобождает их от приравнивания к остальным людям: у них депутатская неприкосновенность, и не надо забывать, что их нельзя ни привлекать к ответственности, ни арестовывать. Затем, их косвенное всенародное избрание, не так ли? И наконец, важность сената в политической жизни страны: обезглавить сенат означало обезглавить Францию. И вот еще что: профессиональная совесть не позволяла им пойти на отказ от мандата. Девять лет, и речи быть не могло о его сокращении. В заключение, в качестве итога их предыдущих выступлений, они открыто заявили: это скандал!

Прикрывшись, таким образом, правом и состраданием, они заперлись внутри сената. Одному Богу известно, чего только не видел Люксембургский дворец в историческом промежутке между Марией Медичи и Главным штабом Люфтваффе. Но сто тридцать шесть дедов при поддержке еще двадцати приближавшихся к опасной черте сенаторов, в галстуках и лакированных ботинках, блокирующих двери старой мебелью, это для дворца было впервые.

— Кто-нибудь позаботился о сэндвичах, о бутылках с водой?

— Что вы делаете, вы загородили дверь в туалет!

Вновь вызванный на помощь Бофор тут же принял решение:

— Быстро и тихо.

Быстро, но со значительно меньшим почтением, чем они могли бы надеяться, приговоренные были эвакуированы из сената ротой республиканской безопасности. Это было удачно, ведь сенаторы поклялись, что сдадутся только под напором штыков. Их коллеги, отважно подравшись, спешно собрались на заседание, чтобы обсудить вопрос замены ушедших. На сто тридцать шесть освободившихся мест нацелились депутаты Национального собрания. Оставалось только избрать сто пятьдесят шесть добровольцев на полсрока с учетом двадцати депутатов, которые приближались к роковой черте.

Французский народ проголосовал как надо и влез в авантюру, как это назвали несчастные отставники, с формированием омоложенного политического класса. Все вспомнили, что ценность человека не зависит он количества прожитых им лет, что в давние времена монархи часто восходили на трон, имея только пушок на подбородке. Люди быстро успокоились на этот счет, быстро привыкли к напору, радикализму, к ошибкам и к увлеченности новоявленных политиков.

Пока подростки убирались, депутаты занимались демагогией, а новые сенаторы квакали за исключение сената из общих правил, семидесятилетние стряхивали пылинки со свадебных нарядов, чтобы отправиться на бал, организованный «Центром перехода». Трудно было поверить в то, что менталитет людей изменился так быстро.

Честно говоря, и некоторые смельчаки из оппозиции это утверждали, можно было задаться вопросом: поддерживал ли простой люд это сокращение его срока дожития или же просто прогнулся в ожидании лучших времен? Опираясь на успех в ходе референдума, НПФ действительно не оставила народу выбора. Согласись или умри. Внесенные в Уголовный кодекс изменения и дополнения ужесточили санкции против упрямцев и их семей. Чаще всего упрямцам было наплевать на эти санкции. Но не их семьям, которые, прежде чем перессориться по поводу наследства, находили возможность сплотиться во имя его спасения, выискивали нужные слова, чтобы утешить своего ретивого дедушку.

Непокорных дедов и бабок по-прежнему жалели, это было обыденным явлением, только местная пресса, когда совсем уже нечего было печатать, опубликовывала самые оригинальные случаи. Сыскные агентства, специальные службы полиции быстро находили строптивых стариков, устраивали им разнос, их сообщников наказывали, а потом переворачивали эту страницу. Чаще всего сообщники не относились к числу родственников. Это были чуть более молодые друзья стариков. В ожидании своей очереди они делали для них все то, что надеялись получить от других спустя год или два.

Было, однако, одно событие, которое запомнилось всем. Случилось оно, если мне не изменяет память, в конце 2023 года. Испанская граница, что неудивительно, была излюбленным местом для беглецов. Они считали, что в связи с применением силами правопорядка все более эффективных средств перехвата проводники совершенно обоснованно скорректировали тариф на свои услуги. Теперь они брали по шестьдесят тысяч франков за голову. В конце концов, это было справедливо: риск был очень велик, да и у беглецов было достаточно средств, чтобы заплатить. Почему они не хотели укрыться где-нибудь во Франции? Потому что желали воспользоваться богатством, заработанным своим собственным потом. Они вкалывали всю свою жизнь и заслужили продолжения отдыха. Позолоченного отдыха. Вес их чемоданов сильно отличался от веса нищенских котомок африканцев, которых они встречали на своем пути.

Пока разгружались машины и в них усаживались кандидаты на иммиграцию, те и другие обменялись несколькими фразами, которые выявили полное непонимание:

— Почему вы хотите эмигрировать в Африку?

— Чтобы жить там мирно, греясь на солнце. Знаете, во Франции в семьдесят два года человек обязан отправиться на кладбище.

— Но, мсье, у нас, в Африке, мало кто вообще доживает до такого возраста.

Короче говоря, в Пиренеях становилось многолюдно, там появлялось все больше и больше таможенников, информаторов, полицейских и собак-ищеек. И тогда подпольные организации по переправке беглецов через границу сменили тактику и перенесли свою деятельность в северные регионы страны. Несколько месяцев средства массовой информации были счастливы оттого, что для них появилась новая пища, с упоением они пересказывали в мельчайших подробностях перипетии морских переправ. Усевшись ночью на подручные плавсредства, невзирая на непогоду и на оживленное судоходство в Ла-Манше, полчища семидесятилетних пытались добраться до английского берега. Их преследовали корабли береговой охраны. Неизвестно откуда появившиеся пираты грабили их, оскорбляли старичков, насиловали старушек, которые не верили своим глазам. Зафрахтованные международными благотворительными организациями корабли старались прийти к ним на выручку, один фрегат под британским флагом изменил курс, чтобы спасти тонущее плавсредство — посол Великобритании был вызван на Кэ д’Орсэ [18] Министерство иностранных дел Франции. , едва не произошло обострение дипломатических отношений, — короче, Ла-Манш стал очень модным. Там тоже, как в случае с партизанами, по выходным стали появляться зеваки, чтобы поглазеть на этих пресноводных моряков.