Руслан Шабельник - Дневники Палача

Как и предполагалось, я спрятался за ней.

Как и ожидалось, вошел охранник.

Уверенным движением я ударил его в основание шеи, точно в нервный узел. У эдорцев имелось место, не больше ногтя мизинца, попав в которое, можно было относительно безопасно (для объекта нападения) и безболезненно (для него же) обездвижить… объект. Я — профессионал и готовился к миссии.

Охранник сполз на пол.

Взяв меч и ключи, я секунду раздумывал, не нацепить ли на себя еще и одежду эдорца. В конце концов, идея была отвергнута. Во-первых — разоблачить охранника, раздеться самому, потом облачиться — на это требовалось время, которого у меня не было. А во вторых… даже в килте и кирасе, особенно в килте и кирасе, я вряд ли сойду за полутораметрового ящероподобного эдорца.

К мечу я присмотрелся внимательнее, ибо он того стоил. Не очень длинный — подстать росту обладателя, из отличной стали, с богато обсыпанной драгоценными камнями гардой и неожиданно удобной кожаной рукоятью. Вдобавок, по лезвию кровавой змейкой вились затейливые эдорские письмена. Старая вещь, хоть я и не очень разбирался в местном оружии, но старая и, наверняка, недешевая.

Выглянув из камеры, я, как и ожидалось, обнаружил пустой коридор. Мои наниматели постарались и здесь.

В конце его была решетка, на этот раз, запертая на замок. Ключей у охранника было всего два, так что подобрать нужный не составило труда.

Следующей, по логике вещей, должна была быть дверь из темницы, ну и ключ, соответственно, от нее.

По той же логике, я не должен был встретить никого на своем пути. Однако все равно следовало быть начеку.

— Шпион!

— Лазутчик!

— Убить на месте!

— Не вступать в разговоры!

Мимо ниши, где я спрятался, бряцая сбруей, пробежало с десяток стражников, или как они здесь назывались. А я размышлял — можно ли в разговоры вступать, или их следует все-таки заводить?

Как и ожидалось, мой побег довольно скоро обнаружили (открыли, заметили, засекли), как и ожидалось — объявили общую тревогу, или как она здесь называлась, но вооруженные эдорцы небольшими группами сновали по коридорам, основательно мешая моему продвижению.

Я осторожно выглянул из ниши — никого. Далее следовало пропустить два поворота направо, в следующий зайти, и сразу же налево, затем, если мне не изменяла память, а она не изменяла, следовал извилистый проход, в конце которого шла винтовая лестница. По ней следовало подняться на полтора марша, нырнуть в малоприметную нишу, больше напоминающую щель, только чтобы оказаться на другой лестнице, на этот раз — ведущей вниз (впрочем, и наверх тоже). И все это только для того, чтобы в конце блуканий выйти в коридор параллельный этому.

Черт бы побрал этих эдорцев с их архитектурой! Это ж надо додуматься — строить собственные дома так, что они напоминали лабиринты. Чтоб, значит, легче было оборонять и, соответственно, труднее захватить. И сильно это помогло им в последней, она же — единственной стычке с Содружеством, которую сами эдорцы именуют: Великой Войной.

С их стороны, наверняка, это была война и, наверное, — великая. А с нашей… патрульный крейсер, не самый большой, не самый современный неизвестно как и почему, залетевший в эту систему. Сто лет назад.

Эдорцы тогда всерьез готовились к инопланетной экспансии. Строили корабли, пушки, даже захватили соседнюю планету, хотя захватывать там было особенно нечего — голый каменный шар, лишенный атмосферы.

А тут — крейсер. Они на него напали — и… проиграли. Их гордость — планетарная защита — результат многолетних совместных разработок и такого же времени трудов, продержалась то ли восемь, то ли десять минут. Эскадра, объединенная эскадра «Непобедимый Эдор» вела бой целых… пять.

За «Великой Войной» последовали экономические или технические, или политические — как посмотреть — санкции, запрещающие Эдору, как потенциально опасной планете, иметь технологии, совершеннее катапульты, а также строительство объектов, больше крепости. Содружество не собиралось плодить конкурентов и боролось с потенциальными кандидатами, как сейчас, так и в будущем.

И Эдор, звездный Эдор откатился до средневековья. Конечно — я подозревал, и в метрополии подозревали, а может и знали — не дураки же там сидят — на каких-нибудь подземных заводах работают уцелевшие ученые, наверняка, разрабатывают оружие, возможно даже, строят корабли. Многое говорило за это — и слишком строгое, показное соблюдение соглашений, и более чем столетний мир на планете, населенной воинственными и вооруженными кланами. Эдорцы явно готовились к войне с более могущественным и — если так можно сказать — всеобщим противником. Да и не прощают расы воинов, к которым, без сомнения, принадлежали эдорцы обид и поражений. Просто не умеют. Ступени, наконец, кончились, и я ступил в нужный мне коридор. Или показалось, или в дальнем конце мелькнула высунувшаяся из-за угла эдорская физиономия. Мелькнула и исчезла, ну и ладно.

Мой путь лежал в противоположную сторону. Там, за многочисленными поворотами и переходами, была дверь. Неотличимая от десятка других дверей, пройденных мной. Рука, сжимающая меч, немного вспотела. Необычно, но я волновался.

Петли скрипнули, выдавая мое появление. В эдорских замках все петли скрипят, чтобы враг, или друг — не важно — не смог остаться незамеченным и, соответственно, подкрасться.

Не остался незамеченным и я, хотя подкрадываться мне, собственно, было незачем.

Комната — небольшая. На стенах — оружие и фрагменты сложных эдорских доспехов. Как и ожидалось. Книги, ковры — удел ученых — касты, следующей за воинами, но ниже ее.

Кровать, вопреки ожиданию, с целым ворохом подушек и одеял. Оправдывая ожидания — ткань постельного грубая, похожая на домотканую.

На кровати полусидел, полулежал эдорец. С возрастом лицо представителей этой расы не покрывалось морщинами, а… выцветало. Пурпур щек превращался в румянец. Кармин носа светлел до охры, а изумруд кожи жух осенней травой.

Лицо эдорца, лежащего на кровати, было… серым. Щеки, губы и прочее засыпал однообразный и однотонный пепел. Он был стар, очень стар. Или болен. Очень болен.

Рука, пергаментная рука лежала на рукояти меча. Не такого, как мой. Длинного, напоминающего саблю меча с односторонней заточкой. Сомневаюсь, чтобы в ней были силы, способные поднять его. Хотя когда-то, без сомнения, были. Эта рука потрясала мечом, поднимала его и опускала на головы… врагов.

Я подошел к кровати. Мои собственные руки, сжимающие меч, были уже откровенно мокрые. Суетливым движением я вытер ладони о штаны.

Эдорец смотрел на меня, не мигая. Он знал, что пришла его смерть. Рука, рука воина, живя собственной жизнью, инстинктивно обхватила рукоять меча, пытаясь оторвать, отодрать неподъемный груз.