Руслан Шабельник - Дневники Палача

— … — а ведь в человеке можно ошибиться. Даже палачу.

— Как я понял, браконьеров ты казнить не собираешься.

— Не собираюсь. Даже если бы и захотел — просто не могу.

— А вот я могу. Я мог их казнить еще неделю назад, когда поймали в лесу. Прямо над оленем. Загнать, как загнали зверя. Или милостиво повесить на ближайшем суку. Так женушка моя: «Нет, мы — цивилизованные люди, давай сделаем правильно… в прошлом году я была на Волме, там только палачи и казнят… соседи обзавидуются…» Бабский лепет! Я мог их казнить сразу, а вместо этого пригласил слюнтяя! — вопреки ожиданию, барон снова не вышел из себя. Он просто говорил, если так можно выразиться, констатировал факты. — Плевать я хотел на твои правила и твои желания!

Я молчал. Слуги старались забиться в места потемнее и подальше.

— Может, ты еще помешать хочешь… мне! — а вот теперь в голосе прорезались эмоции. Не гнев, нет… надежда, что ли…

— Не помешаю. Палачи не вмешиваются в местные дела

— Тогда проваливай отсюда. А своим передай, пусть даже не надеяться на оплату — работа не сделана!

Ну, насчет оплаты, это он зря. С кем, с кем, а с палачами лучше не связываться.

Я поклонился и вышел.

Меня поймали в коридоре.

По дороге в собственные апартаменты.

Почти сразу, как я покинул трапезную барона.

В ловушку.

Ловушка была расставлена по всем правилам для ловушек подобного рода.

Она двигалась навстречу, якобы по своим делам. До последней минуты, последнего мгновения перед столкновением, она нарочито не замечала меня.

Аура предвкушения, ожидания, нетерпения с небольшой ноткой страха не обманула бы и обычного человека, не то что телепата.

Баронесса тщательно выбрала наряд. Роскошное платье с глубоким декольте выставляло напоказ большую часть пышного бюста. Бюст, надо сказать, был действительно великолепен. Я даже залюбовался. И замечтался. На мгновение. А что? Палачи тоже люди.

Сложная прическа, волосок к волоску обрамляла лицо. В полумраке коридора, с профессионально наложенным макияжем оно даже казалось милым. Это ж во сколько надо было встать, чтобы соорудить такое на голове и на лице?

Да, баронессе, я был явно нужен.

Шлейф сирени и розы с небольшой ноткой жасмина укутывал двигающееся навстречу мне фортификационное сооружение.

Крепость готовилась к сдаче, как иные готовятся к штурму.

— О-о, господин Руслан. Какая неожиданная встреча.

Надо же, она помнит мое имя. Стандартный и заезженный психологический прием, а действует. По крайней мере — на меня.

— Как дела с м-м-м, э-э-э, преступниками?

— Преступники виновны и понесут заслуженное наказание.

Баронесса приблизилась, вместе с обладательницей приблизилось и платье с более чем смелым вырезом, позволяя заглянуть в него более чем… смело.

Одна беда, вместе с женщиной, двигался и запах. Меня накрыло цветочными ароматами, так что захотелось чихнуть.

— Это правда, что я слышала о палачах?

— И что же вы слышали? — пытаясь удержать чих и не оконфузиться, я потер нос, старательно стараясь, чтобы движение выглядело естественно.

— Будто палачи могут убить… э-э, лишить жизни любым способом.

— Это наша работа.

Баронесса приблизилась еще на пол шага. Расстояние между нами уже нарушало все законы приличия.

— И даже таким, который будет походить на несчастный случай, — я не заметил, когда моя рука оказалась в ее ладонях. У женщин есть своя магия. — Какие у вас сильные руки. Мужественные. Чувствуется настоящий мужчина.

Неужели на это до сих пор ведутся?

— Мой муж, вы знаете, он не здоров, болен… и давно…

— Смертельно? — я не смог отказать себе в небольшой издевке.

— Нет, что вы… то есть… понимаю… кто знает, — она придвинулась совсем близко, грудь женщины уперлась в мою, рука… рука также касалась ее, аромат казался почти нестерпимым. Она зашептала прямо в лицо, приблизив свое к моему. — Если с бароном что-то случиться, никто не будет огорчен, и в Совете, и вообще, а крестьяне, видели бы вы, как он обращается с крестьянами, и со слугами. Эти несчастные, в темнице, за какого-то оленя… Если бы вы, если случай… клянусь, я отпущу этих несчастных… и заплачу, конечно же…

Я чихнул. Самым банальным образом, на середине речи. Были бы свободны руки, я бы еще справился с естественным порывом, а так она сама виновата, заточив в замки пальчиков единственное, что могло спасти меня и позволить ей продолжить речь.

— Э-э-э, будьте здоровы.

— Спасибо.

— Ну так что?

— Так что, что?

— Не делайте вид, что не поняли, я только что говорила!

Весь аромат, вся аура загадочности улетучились, передо мной стояла не очень молодая, не очень красивая женщина, которая к тому же вознамерилась убить мужа, дабы безбоязненно спать с молодым любовником.

Надо отдать должное — она надавила на все кнопки, какие только можно: сексуальность, человеколюбие, жадность, в надежде, на срабатывание чего-то из арсенала.

И у нее прошел бы номер с любым другим человеком, может, еще пройдет. Только не со мной, и не с любым другим палачом.

— Дорогая баронесса, позвольте откланяться, — а что я еще мог ей сказать?

— Вы… ты… трус! — ударило в спину шипение.

— Скажи это своему любовнику, — обернуться я не потрудился.

Меня разбудили ночью.

Да что же это за работа такая! Молоко, что ли за вредность пусть выдают.

Старый знакомый — дворецкий.

— Господин барон ждет вас! — бесстрастное лицо, лишенный эмоций голос и лишь слегка красные от недосыпа глаза выдают, что передо мной живой человек.

Помнится, тот же господин барон, не далее, как сегодня днем отправил меня в отставку. Даже платить отказался. Я с полным основанием и чистым сердцем мог бы послать господина барона туда, где, по моему мнению, ему самое место. И буду в своем праве. Однако, я одеваюсь, беру любимый саквояж и иду.

Дворецкий, мой Вергилий в этом царстве указывает путь.

Путь ведет вверх. В рай, значит.

У дверей, роскошных резных дверей, да еще с инкрустацией, Вергилий останавливается.

«Оставь надежду, всяк сюда входящий»

— Прошу.

Внутри ярко горят светильники, все. На потолке, стенах, даже пол, кажется, с подсветкой.

Рампы разогреты, и актеры заняли положенные места.

На авансцене барон, в исподнем, надо признать — весьма дорогом исподнем — иные позволяют себе такие ткани по большим праздникам — и незапахнутом халате, тоже весьма недешевом.

Ближе к середине сцены — он. Он лежит на полу, одна рука поддерживает другую, обе прижаты к животу. Лицо опухло и залито кровью. Несмотря на это, и даже на отсутствие парика — длинного, с буклями, я узнаю его — юноша, что пронзал меня взглядом на приеме позапрошлым вечером.

Задник подпирают стражники. Все при них — усы, мечи и пустые глаза.