Михаил Гвор - Поражающий фактор. Трилогия (СИ)

Таджикистан, Фанские горы, ледник Малой Ганзы

— Хорхе! Пургень идет!

— Дьябло! — Выругался испанец и добавил нечто вовсе уж непереводимое.

— Сглазил! Придется зарываться!

— До дальней седловины успеем?

— Болт на тридцать шесть! И зарыться там негде!

Патрульные прибавили ходу. Обидно же как. Отлично проскочили Зеленоград, и, встретившись с Пашкиной группой, погнали обратно, вернулись на ледник. Осталось пробежать через четыре седловинки ВАА. Набор крохотный, сброс тоже. Час работы! Даже подумывали успеть на Мутные, переночевать в коше. Пришлось бы часок по темноте поработать, но это не страшно. И на тебе! Но с пургенем не шутят. До Мутных точно не успеешь. А зарываться, когда вокруг свистит… на фиг нужно такое удовольствие! Особенно если учесть, что построить укрытие можно далеко не в любом месте. Здесь, на леднике Малой Ганзы — без проблем. На ближней седловине ВАА — тоже можно. А дальше — только на озерах. Но там и строить не надо, кош есть.

Так что сейчас вопрос только один — полчаса до первой седловины. Рискнуть или нет? Казнок оттуда не виден, но место намного безопаснее. И Рация добьет до лагеря, можно сообщить об отсидке. Конечно, спасателей за ними так и так не вышлют, пургень не заметить сложно. Но лучше быть со связью. Мало ли что!

— Гоним на первую седловину, — скомандовал Хорхе, оценив скорость разрастания черной полоски на горизонте, — свободный ход.

Теперь каждый мог идти своим темпом, не дожидаясь остальных. Первый пришедший начинает рыть пещеру. Может так получиться, что к приходу последнего она будет готова. Но вряд ли, не настолько разнятся силы патрульных.

Тем не менее, Витас сразу вырвался вперед и полез по тропе, наращивая темп. Оба пса рванули за ним. Всё правильно: когда патруль идет на пределе скорости, люди не в состоянии смотреть по сторонам и могут прозевать опасность. Вот для этих целей и нужны собачьи носы. От снайпера не спасут, а любого лазутчика учуют на раз.

Когда тройка вышла на седловину, всю южную часть неба уже затянуло тучами.

— Полчаса максимум, — оценил Хорхе.

Витас, выигравший за счет рывка минут пять, уже вовсю резал ножом кирпичи, бешеным кротом вгрызаясь в склон. Остальные присоединились к нему, переложив охрану на собак.

Ниша быстро росла, и вскоре резальщиков осталось только двое: литовец и француз углубляли прямоугольную нишу в склоне, а русский и испанец переключились на строительство защитной стенки. Через двадцать минут убежище было готово. Оставалось лишь прорезать вход.

Только теперь Хорхе отвлекся для связи с лагерем.

— База — Второму!

В ответ тишина.

— База — Второму!

Ни ответа, ни привета. Даже статики почти нет. Неужели, пургень экранирует? Такое бывает, хотя и редко. Но ведь непогода еще не пришла!

— База — Второму!

— Второй, что у тебя? — пробился все же сигнал сквозь плотную завесу снега и ветра.

— Пургень. Зарылись на первой седловине ВАА.

— Принял. Ахмадов атакует Пасруд большими силами. Ваша задача — после пургеня прикрыть Казнок. Возможна попытка прорыва. Как поняли?

— Принял и понял на пять. Прикрыть Казнок.

— Правильно. СК.

— СК.

Пока длился сеанс связи, подчиненные уже затащили в пещеру вещи и залезли сами. Хорхе убрал рацию и нырнул следом. Только теперь забрались псы.

— Что-то вы быстро вход отрыли, — сказал командир, снимая шапку и с хрустом разминая шею.

— А это не мы, — рассмеялся Митька, — Барсик!

Пес, услышав своё имя, поднял голову, убедился, что ничего страшного не случилось, и уронил ее обратно на лапы.

— Барс? — удивился Хорхе.

— Ага. Только щели в стене затерли, подошел и давай рыть. Да так быстро! Пока сообразили, что к чему — уже обратно вылезает. Идеально прорыл. Под длинной плитой, точно по центру. Даже править ничего не пришлось!

— Ох, не зря мсье Аверин говорит, что собаки умнее людей, — сказал Франсуа, — вытеснят они нас как биологический вид. И будут править Землей.

— И слава богу, — откликнулся Витас. — Уж они-то ядерную войну точно не устроят.

Окрестности Новосибирска, Заимка

Влада Урусова

День тяжелый выдался. Как обычно, впрочем. Дети, они такие… Накорми, убери, постирай, сказку расскажи, по заднице тресни… И так целый день. Под вечер и сил нет. До постели только добраться да на подушку упасть…

Проснулась рывком. Как будто что-то в бок толкнуло. Только что? В детской тихо. Поднялась, пошла проверить, на всякий случай. Дашунька разметалась в кровати, но спит спокойно, улыбается… Поправила одеяло…

Близнецы дрыхнут, обнявшись. Как не пыталась переложить каждого в свою постель, не выходит. Порознь орать начинают, хоть убейся. А вместе — просто примерные дети. Ничего, отучатся, когда подрастут. Маленькие ведь, года еще нет…

Димка-Дымок дрыхнет, как живет, по стойке «смирно»…

Нет, не дети разбудили. Что же? Сон? Точно. Нехороший такой сон. Странный. Камни, снег, склоны. Как на Алтае. Только не похоже совсем. И тяжесть наваливалась, нехорошая тяжесть…

«Андрюша, как ты там?»

Тишина, нет ответа. Совсем с ума сходишь, мать…

Опять легла. Только глаза и закрыть успела… Темнота развернулась навстречу белой завесе с оглушительным хлопком. Вокруг засвистело. Громко и до боли мерзко. Захотелось зажать уши. Сильно-сильно. Чтобы не впивался беспощадный звук. Еще и по глазам стегнуло ледяной крошкой, выбив непрошенные слезы. Обруч холода плотно обхватил грудь, перехватило дыхание, сбилось с ритма сердце…

Кругом снежные склоны. Скальные вершины над ними. Нет, это не Алтай, всё крупнее, масштабнее. Камни, торчащие черными клыками из-под снега. Некоторые больше КПП на Заимке будут, другие поменьше. Нависающая стена незнакомой вершины. Внизу человек. Маленькая фигурка пытается укрыться от ветра и снегопада, прячется между камней. Андрей! Лица не видно, но она-то знает, чувствует… Человек спотыкается, падает… Пытается подняться, опять падает…

Надо бежать, помочь ему… Что-то держит за ноги, не пускает… Ну уж нет, хрен вы меня остановите, я спасатель или где? И плевать!!! С треском ломается серый туман, обступивший мужа, больно режут осколки. Но руки касаются плеча в скользкой куртке, трясут. Бесполезно. Андрей не реагирует, без сознания…

— Вставай, — кричит ему в ухо, трясет, бьет узкой ладонью по лицу, — Вставай! Нельзя спать, нельзя! Замерзнешь! Андрюшенька, не оставляй меня, ты не можешь умереть, ну пожалуйста, вставай, Андрюша, родной мой…

Бесполезно.

— Вставай! — от отчаяния в своем же голосе становится еще страшнее, — ты не можешь нас оставить, не можешь! Ты же нужен нам! Андрюшенька, милый, прошу тебя! Вставай, сволочь проклятая! Нет у тебя права такого, умирать! Тебя дети ждут! Четверо! Из которых ты двоих не видел даже! Вставай, скотина! Ну пожалуйста, любимый мой, прошу тебя…