Михаил Гвор - Поражающий фактор. Трилогия (СИ)

Окрестности Новосибирска

Боец немного потоптался, но, сообразив, что ответа не получит, бодрой трусцой побежал с площадки. Уверенный бодрый бег хорошо подготовленного солдата. Как будто и не пройдена только что трасса, с которой в довоенное время не справился бы ни один срочник. Да и контрактник не всякий…

И, тем не менее, старший лейтенант, временно исполняющий обязанности начальника учебной части бригады, только сокрушенно покачал головой вслед убегавшему, делая вид, что не услышал его последних слов:

— Я приду. Я обязательно приду, мама!

2018 год

Таджикистан, недалеко от кишлака Новичомог

Искандер Осими

Искандер Осими был доволен. Последняя вылазка удалась. Крестьяне в кишлаке оказались совсем не бедные. Собственно, кишлаком это назвать трудно, пять дворов… Хутор, так это называлось в тех местах, где родился и вырос Искандер. Он же Александр Осокин, бывший сержант-разведчик, отличник боевой и политической, три контракта, Чечня, Дагестан. Если бы не та дурацкая история…

И что, господа военные, съели? Думали, уволили за «превышение» и всё? Похоронили? Из обоймы выщелкнули?! «Ха!» — три раза!!! Человек с такой подготовкой не пропадет! Да, покрутился наемником несколько лет. Палестина, Магриб… Даже у Полковника в Ливии отметился краем, где вдоволь нахлестался с англичанами из хваленного «Спейшел Авиэйшена».

Зато неплохо заработал. И «боевые» хорошие, и многие аборигены вовсе не нищие...

А главное — имя. Известное и ценимое. Бойцу с репутацией платят совсем иначе. А то, что пришлось принять ислам, так это Осокину, ах простите, Осими, абсолютно до лампочки! Арабы платят? Хорошо платят! А за нормальные бабки можно любую религию принять. И морду выкрасить в черный цвет, если надо. Так и стал Саша-Александр Искандером. И сколотил свой отряд за арабские деньги. Что там говорили при Союзе про дружбу народов? Вот он, настоящий интернационал: кого только нет в его отряде: три чеченца, два пуштуна, серб, болгарин, бульбаш, мариец… Даже якут один затесался. Как только занесло болезного к арабам? От родных-то, оленьих стад? И сам Искандер — чистокровный запорожский казак. Вот где ни малейшей дискриминации по этому признаку: в наемниках. Волки лесов, степей и гор, солдаты удачи. Дикие гуси…

А как к месту оказался этот отряд после Большой Войны! Стало не к кому наниматься для «охраны частной собственности»? Ничего, люди с оружием сами возьмут всё, что надо. Бандитизм и мародерство, скажете? А если и бандитизм? Уголовные кодексы всех стран ушли в никуда, вместе с самими странами! Предположим, Осими теперь руководит не наемниками, а бандитами, и что с того? Кто сильнее, тот и прав! А его десяток сильнее иной роты! И вообще, они не бандиты, а бойцы Интернациональной Освободительной Армии. Это чтобы не придумывать какой страны. А что, неплохо звучит — ИНОА.

Искандер с удовольствием потянулся и онемел от удивления: в трех метрах от него стоял человек. Откуда? Как прошел через посты, что те не подняли тревогу? Как вошел в дом? Может, отряда уже нет? Ничего подобного, слышно, как ребята перекликаются. Впрочем, хотя в позе Осими внешне ничего не изменилось, сержант уже был готов к бою. Однако схватку не начинал: раз неизвестный стоит и ждет, значит, нападать не собирается. По крайней мере, сразу.

— Ассалам алейкум, уважаемый, — произнес гость. Совершенно без дурацкого местного акцента. — Или лучше сказать «Здравствуйте, Александр Иванович!»?

— Да что хочешь, то и говори, — внешне расслабленно протянул Искандер. — Ты кто?

Начало разговора ему не понравилось. Своё отчество Осокин не афишировал. Как, впрочем, и настоящее имя.

— Я — язык, глаза и уши Ирбиса. Посредника в разговорах уважаемых людей.

— И что надо разрозненным частям его тела от обычного наемника? — рука поползла к пистолету, скрытому под полой куртки.

— Вам просили передать, просьбу о прекращении своей деятельности на территории Пенджикентского бекства. Она не вызывает восторга у уважаемых людей.

— Ух, ты! И кто просил? — особым вежеством в переговорах Осими никогда не страдал. — И что за люди такие, «уважаемые»?

— Бек Пенджикента. Саттах Амонатов.

— А не передал ли твой бек, что будет бедному солдату, когда он прекратит свою деятельность? Мне же нужно кормить своих людей. Может, он хочет нас нанять?

— Саттах-джан знал твой вопрос. И заранее передал ответ: «Нет». Ему не нужны наемники!

— А если я не прислушаюсь к словам бека?

— Тогда Амонатов-джан будет вынужден принять меры по защите своих дехкан.

— Ух, ты, какие мы крутые! И что, каждый таджикский бек считает себя в праве мне приказывать? Может, вместо ответа отправить ему голову посланца?

— Еще раз обращаю Ваше внимание, Искандер-джан, я не посланник Пенджикентского бека. Я — язык, глаза и уши Ирбиса. Вы слышали о Леопарде гор?

— Я слышал много сказок. В том числе о всяких зверях с разных форм рельефа. Чем очередная сказка отличается от слышанных ранее?

— Мы передаем информацию и приносим ответ. И всё. Чтобы получающий ее не пытался обидеть посланца.

— А тебя, значит, обидеть никто не хочет?

— Почему? Бывает. Но обидевший язык Ирбиса долго не живет. Таковы правила.

— Я играю без правил. И, кстати, давно хотел проверить правдивость местных легенд. Но пожалуй нет смысла посылать голову целиком. Достаточно языка, глаз и ушей…

«Стечкин» успел покинуть кобуру… Однако пришелец оказался быстрее. Пистолет отлетел в сторону, а в левом боку Осими вспыхнул костер боли, в доли мгновения охвативший всё тело…

Как умирали во дворе бойцы его интернациональной армии, Искандер уже не слышал… Впрочем, они умирали тихо…

Окрестности Новосибирска, деревня Выселки

Байкал, обас-оюна, шаман

На пригорке, сбившись тесной кучкой, стоял с десяток деревянных, потрепанных жизнью домишек.

Байкал плотоядно улыбнулся. Русские ещё спят, собаки с вечера прикормлены… Жестокие раскосые глаза молодого шамана полыхнули чёрным огнём. Джутпа на груди нетерпеливо дёрнулся, поторапливая хозяина. К бою! Гореть лупоглазым в аду!

Обас-оюна, чёрный шаман, взмахнул руками, подобно большой грозной птице, и под усиливавшийся гул десятков голосов, ударил в бубен. Камни под ногами зашевелились, подчиняясь воле колдуна. Священное воинство рванулось к деревне, неся смерть… Эрлик открыл пасть, готовясь сполна испить свежей крови. Деревня сразу сжалась и потемнела, блестевшие в свете полной луны окошки померкли, будто светлый дух-хранитель вдруг отвернулся и ушёл, оставив людей на произвол судьбы. Грянул взрыв, затем второй, и тут же барабанная дробь частых выстрелов, разлетелась по равнине, вторя шаманскому бубну. Душераздирающие крики и багряные сполохи неистового огня щедро одаривали шамана, освещая искажённое злобой лицо, открывая ему тайные тропы к Белой горе; злобный Ютпу поднялся из воды, одобрительно качая бугристой головой, удовлетворенно прошипел: «Да, да, обас-юна, бей! Дай мне крови!»