Сергей Попов - Небо цвета крови

— Проходите, — и, откупорив щеколду, отворила дверь.

Возле нее стоял мужчина — смуглый, среднего роста, с большими добрыми карими глазами и длинным клинышком сальной бороды — и женщина — низкая, щупленькая, арабской наружности, черноволосая, держащая на руках хныкающего грудничка, замотанного в грязные тряпки. Оба были одеты в кислотостойкие, как у Курта, плащи, но совсем уж переношенные, пахучие, давно не стиранные и кое-где даже рваные. На голове отца семейства, под свободным капюшоном, выглядывал бледно-розово-белый платок, на шее болтались белые деревянные четки, респиратор, тело прятала футболка, ноги — брюки, подпоясанные кожаным ремнем, где на нем, справа, висел зачехленный продолговатый охотничий нож. Обувь — не по сезону теплые смятые ботинки, за плечами — рюкзак, торчащие из него колышки для закрепления палатки, расколотый приклад огнестрельного оружия. У супруги — синяя кофта, висящая мешком, такой же рюкзак, противогаз, маскировочные штаны, убранные в обрезанные до голенища сапоги. Она косилась на хозяйку как-то забито, щурилась, постреливала коричневыми глазами. Муж, невзирая на приглашение, пока не осмеливался войти в дом, чего-то ждал, топтался.

— Проходите-проходите! — повторила Джин, заметив растерянность новоиспеченных визитеров. — Не стойте же, проходите скорей! Не стесняйтесь!

Закрыв за ними дверь, отошла. В доме замаячили запахи долгой дороги, пыли, скитаний, сырой земли, давно не мытых тел. Путники, от всей души поблагодарив за приглашение, сняли капюшоны, начали разуваться, боясь запачкать пол. Удивленная такой воспитанностью, та поспешила остановить:

— Ну что вы, что вы! Не надо разуваться! — и приветливо добавила: — Полы все равно еще не вымыты, да и не до этого сейчас…

Из детской вылетел кашель, вздохи.

— Мама… кто к нам пришел?.. — Помолчала и опять: — Кто пришел?..

— У вас ребенок болеет? — вежливо поинтересовался мужчина, метнув туда навостренный взгляд. Дитя на руках жены не то от незнакомой обстановки, не то от стенаний другого ребенка еще сильнее раскапризничалось. Она незамедлительно прошла к столу, присела на свободный стул, закачала малыша, напевая какую-то колыбельную. Следом посмотрел на Джин и продолжил: — Я прав?

Хозяйка, заслушавшись иноземной песней, застопорилась, не отводя глаз от зажатой, одичалой матери с дитем, ответила нескоро:

— Да, дочка. Двенадцать лет, заболела ночью, температурит сильно, — и — Клер: — Доченька, к нам зашли ненадолго. Не волнуйся.

Клер ничего не сказала.

— Лечите? Что даете?.. — задал вопрос тот, пожевывая бронзовые губы, опоясанные гладким аспидным волосом. На лице изворотливо шевелилась левая загущенная скула, разлинованная высветленными неровными шрамами от чьих-то когтей, глаза горели тепло, беззлобно.

— А зачем вы спрашиваете? Какое вам дело до моего ребенка? — настороженно резанула Джин и далее строго: — Давайте не будем лезть не в свое дело, хорошо? Я вас впустила не для того, чтобы слушать советы…

— У меня было два сына. Двойняшки. Одного болезнь забрала два месяца назад. Долго не понимали, как с ней справиться. Его звали Имар… — перебил мужчина, померк в лице, — сам Аллах оплакивает его, и мы вместе с ним…

Опешив, она принялась извиняться:

— Мои соболезнования, простите… — и аккуратно: — Если бы я знала…

— Ничего, откуда вы могли это знать. — После представился: — Я — Саид, а это… — показал на женщину и кроху, — …моя жена Ясмин и сын — Аман. Мы пришли сюда, в Истлевшие Земли, из далекой и сухой Арании — так когда-то называлась наша страна Иран. Теперь там ничего нет: ни людей, ни животных. Дожди и туда дошли, посеяли голод. Нам пришлось перекочевать сюда, думали, что здесь лучше, а у вас тоже ничего нет. Долго добирались — почти два года. Две зимы пережили, но следующую зиму без теплых вещей уже не выдержать — по весне ливень все пожег…

Проникшись глубоким сочувствием, Джин поспешила тоже назваться:

— А меня зовут Джин, а дочку — Клер. — Потом прибавила хлопотливо: — Я сейчас принесу вам одежду и продукты. Много, конечно, дать не смогу — самим иначе ничего не останется, а вот вещей отдам хоть целую коробку. Все равно мы уже ими не пользуемся. Там и на осень, и на зиму есть, обувь разная, даже на малыша найдется. Моя-то уже из них выросла давно, а вашему мальчику — в самый раз будет.

— Спасибо вам, — сдержанно, улыбающимися глазами поблагодарил Саид, — но прежде разрешите посмотреть на вашу дочку. Я, кажется, смогу помочь…

— Хорошо, — перешагнув через недоверие, все же согласилась Джин, — но при условии, что я буду присутствовать.

— Конечно, слово хозяйки — закон для меня.

Пройдя, Саид поставил у входа свой огромный рюкзак, оглядел комнату, помолился, сложив ладони у рта, поцеловал четки, пригладил бороду, прошел к кашляющей Клер, опустился на колени у изголовья. Джин тенью встала в конце комнаты, созерцала происходящее с любопытством пополам с волнением — все еще ожидала какого-то подвоха со стороны чужеземца. Дочь, представлялось, вовсе не обращала внимания на зашедшего с матерью человека, смотрела все время в окно полузакрытыми глазами.

— Храни тебя Аллах, дитя! — поприветствовал Саид. — Я — Саид, ты меня не бойся, хорошо? Я пришел, чтобы помочь тебе. — Затем любезно попросил: — Посмотри сейчас на меня.

Клер, превозмогая страшную слабость, повернула к незнакомцу голову. Омытая потом, обессиленная, она с надеждой в блестящих, расширенных болезнью глазах глядела на того, редко моргала, сглатывала слюнки.

— Я сначала подумала, что это простой грипп… — проговорила Джин, — но потом…

— Это не грипп, — знающе прервал тот. Обернувшись — объяснил: — Это лихорадка, — потрогал лобик Клер, прощупал горлышко, осмотрел глаза, — я это знаю, потому что уже такое видел… — и — к девочке: — Клер, лучик света, сейчас прикрой глазки.

Клер послушно зажмурилась. Саид, сняв с шеи четки, намотал на руку и аккуратно провел ими ото лба к подбородку, проговаривая слова на своем родном языке.

Такого рода врачевание Джин опешило, обескуражило.

— Что же вы делаете?.. — полюбопытствовала она. — Как это может помочь?..

Саид, добродушно посмеиваясь, сказал:

— Я очищаю ее дух, а поможет не это… — вновь продолжил шептать не то молитву, не то заклинание.

— Я давала ей жаропонижающее… — следом же вставила: — Уже даже хотела открывать ампулу и сделать укол антибиотика…

— Выбросьте это все. Этим вы только сильнее навредите, — закончив — встал, достал из рюкзака маленький белый тканевый мешочек и целлофановый пакетик с засушенными коричнево-черными листьями. Потом подошел к Джин и исторг: — Это листья и коренья дикой розы с многолетней выдержкой. Ее уже не найти. Все это ко мне и самому попало не сразу — подарил один странствующий торговец. Если бы раньше — может быть, и сын остался жить… — Помолчал. Глаза остыли, с лица исчезла привычная улыбка. — Коренья заварите сразу, отвар давайте пить каждые два часа. Закончится — сделайте еще. Листья размочите — пусть подышит над ними. Тоже как можно чаще повторяйте. Гущу не выбрасывайте — сделайте чай, — поглядел на хозяйку, — и не волнуйтесь — все будет хорошо. Аллах не оставит вашу дочь в беде.