Ярослав Питерский - Ленин жЫв

«Боже мой! Мне ведь больше сотни лет! Я такой дряхлый старик! Я ведь совсем старый человек! Но думаю я как молодой мужик, но я чувствую, что моё тело уже устало жить. Оно не хочет жить. А мой разум… Он так молод. Ведь я не прожил со своим телом этих ста десяти – ста двадцати лет, которые обычно отмеряет природа. Какой абсурд. Человек на вид молод, но он старая развалина, которая давно должна умереть и превратиться в перегной! Нелепость. Может, это и есть вечность? Может, эта мука и есть вечность? Какой-нибудь там памятник стоит себе лет четыреста и также мучается, потому как он вроде молод, но на самом деле кусок старого камня или бронзы…» – мысли его не возмущали, они как бы возникали в сознании и тухли, словно сполохи северного сияния. Вроде ярко, но не греет и не светит.

Он лежал в палате и тихо плакал, слёзы невольно текли из глаз, но эта солёная вода лишь обжигала щёки и скатывалась к подбородку.

Раздался щелчок – и дверь в палату растворилась. Это вошли Щупп и его два помощника – Лысенко и Вавилов. Кирилл грустно и немного натужно улыбнулся.

– А, ботаники-косторезы? Резать меня пришли? Я к вашим услугам.

Никто из троицы не отреагировал на его колкое приветствие. Они как ни в чём не бывало начали крутить ручки своих приборов. А Лысенко с какой-то неподдельной нежностью принялся отдирать от тела Кирилла датчики. Лучинский смотрел на него, улыбаясь. Он тихо спросил у врача:

– Слушай, а как у тебя настоящая фамилия?

Лысенко покосился на Кирилла и, смущаясь, ответил:

– Ордыгайло…

– Вот твою мать! Конечно, лучше уж Лысенко быть, чем как там его – Ордыгайло…

Вавилов и Лысенко сняли какие-то показания с приборов. Вставили в них какие-то коробки (возможно, с новыми датчиками и бумагами) и вышли из палаты. Когда дверь за ними закрылась, Щупп покрутил по сторонам головой, подошёл к двери, словно прислушиваясь, он неестественно выгнул шею, но, ничего не обнаружив подозрительного, немного успокоился и, вернувшись к кровати и прижав палец к губам, кивнул на ширму, приглашая Кирилла туда пройти. Лучинский понял это как сигнал к действию.

Когда они оказались за белой перегородкой, Михаил Альфредович замахал руками, словно дирижёр и яростно зашептал:

– Вы понимать должны всю историчность этого момента!

Кирилл кивнул своей стриженой головой в знак согласия:

– Да я давно уже всё понимаю! Как только вот тут проснулся у вас, так сразу и понимать начал!

Щупп покачал головой и грустно ухмыльнулся:

– Вы, молодой человек, зря ёрничаете, это всё очень серьёзно! Очень! Не получится сейчас, значит, земля вообще обречена!

Кирилл пожал плечами и тяжело вздохнул:

– Ну, вы уж слишком мрачно всё! Обречена! Ну, останутся они жить тут навечно, ну и что? Пусть себе живут!

– А мы?!!! – вспыхнул Щупп.

– А что вы? Вы как перегной пойдёте! – равнодушно-цинично ответил Лучинский.

Михаил Альфредович вскочил с кушетки.

– Как перегной – это ладно. Это естественно. Но они на земле вообще неестественный элемент! И этот неестественный элемент будет существовать непомерно долго! Для земли это катастрофа практически! Катастрофа!

Кирилл немного испугался такого вот агрессивного поведения врача:

– Ну, вы уж слишком! Вы о чём?

Щупп склонился над ним и зашипел:

– Ни о чём, а о ком! О чиновниках! О них! Это ведь раковая опухоль человечества! Раковая опухоль, а хочет быть вечной! Раковую опухоль вообще-то вырезать надо, а не устраивать ей тепличные условия!

Лучинский отмахнулся от Щуппа, как от надоедливой мухи:

– Послушайте, Вы как настоящий революционер говорите! Страшно аж! Чем Вам-то чиновники навредили? Вы же сами вон хоть и медицинский, но вроде чиновник! – удивился Лучинский.

Михаил Альфредович на секунду задумался, но лишь на секунду, затем он выпалил, слова вылетали, словно пули из скорострельного пулемёта:

– Что они мне-то сделали хорошего?! Что?! Я сам всю жизнь бился в их непробиваемую дверь! Я с молодых лет, как только стал врачом, сразу стал разрабатывать свою систему долгожительства и параллельно систему предупреждения заболевания раком! Да, да, молодой человек, всё это ходит очень рядом! Всё рядом! Долгожительство и рак – это почти одна тема! Я разрабатывал свою систему, представлял её в различных чиновничьих инстанциях! Я написал кучу писем, кучу обращений, и что вы думаете?

Кирилл посмотрел в глаза врачу и понял, что тот говорит не то что искренне, а это вырывается наружу его крик души. Лучинский тихо спросил:

– Что?!

Михаил Альфредович махнул рукой:

– А ничего! В нашей стране оказалось всё, что я делал, никому ничего не надо! Более того, некоторые чиновники мне говорили открыто: «А зачем нам бороться с раком? Пусть народ болеет больше!» Парадокс?! Да?!

Кирилл, сощурившись, подозрительно буркнул:

– А вы не преувеличиваете?

– Да какой там – преувеличиваете! – выпучил глаза от обиды Щупп.

– Ну… что им выгодно, чтоб народ болел? – недоверчиво переспросил Лучинский.

– Да, как вы не поймёте! – Михаил Альфредович надулся и покраснел от напряжения. – Им выгодно! Ведь чем больше будут болеть, тем большим потребуется помощь! А это бюджетные деньги, которые можно разворовывать! К тому же каждому больному требуется куча лекарств, а это тоже льготные отчисления! Это тоже кормушка! Вот и получается, что чиновникам выгодно, чтобы мы побольше болели и поменьше жили!

Кирилл потрогал свою колючую щетину на голове и, втянув воздух ноздрями, выдавил из себя:

– Ну у вас и теория, ужас берёт, а что ж тогда они…

Щупп присел рядом с ним на кушетку и, глядя куда-то в пространство, пробубнил:

– Что ж они спохватились? Да потому, как ни крути, а всё просто, они, как оказывается, тоже склонны к раку! Тоже склонны к болезням! Вот такие пироги!

Кирилл покосился на врача и, помолчав, сказал:

– Что ж, Вы невольно становитесь для них одной из надежд!

Щупп вытянул вправо руку и сунул под нос Лучинскому кукиш:

– Вот! Как бы не так!

– Это почему? Вы же врач? – ухмыльнулся Кирилл.

Он понял, что этому человеку эта тема очень близка, и он буквально кипит, когда рассказывает о подробностях своего научного скитания.

– Я-то врач! Но лечить я должен нормальных людей, а не извращенцев! Моральных извращенцев!

Лучинский вновь потрогал свой ёжик на голове:

– И всё-таки они люди…

Михаил Альфредович вяло махнул рукой:

– Да, но только вот они нас с вами за людей не считают!

Кирилл покосился на врача:

– И какой выход?

Щупп встрепенулся и, словно ожив, склонился к Кириллу и яростно зашептал:

– А выход прост! Я понял это, когда был ещё молод и решил заняться проблемой долголетия и проблемой предотвращения заболевания раком. Я понял это тогда, будучи зелёным и неопытным врачом! Я понял, что если и изобрету способ, по которому люди смогут жить сотни лет, то никогда не отдам его в руки чиновников, этих самодовольных и в тоже время ущербных существ, которые делают всё, чтобы жизнь простых людей стала невыносимой!