Дмитрий Барчук - Орда

Хорошо, что карабинеры оказались не такими меткими, как воевода. Зурин был ранен в плечо и в бок. Но лекарь сказал, что он выживет. Из‑за ранения командира мы престали преследовать беглого правителя. Тело мертвой царицы было у нас на руках. Наследник, как меня уверяли карабинеры. Был тоже убит, а сам царь смертельно ранен.

Я принял командование на себя. Приказал похоронить убитых прямо здесь, где сливаются две великие сибирские реки. Мертвую царицу мы положили на самое дно, дабы тело подолее сохранилось в прохладе. На Зурина лекарь наложил повязки. И мы отправились в обратный путь.

– А может быть, он ранен? Может, Андрею не хватило денег? Или они не отдали ему нашего бедного мальчика? Я сейчас же позвоню папе в Вену. Он свяжется с руководством ФСБ. Они проведут спецоперацию и освободят Алешеньку, – причитала Марина Кирилловна, рыдая на груди у своего гостя, сидевшего на новомодном диване в гостиной на Воробьевых горах.

На сервировочном столике стояли бутылки с виски, мартини и содовой, а также тарелочки с закуской. Но ни к выпивке, ни к еде никто еще не притрагивался. Владимир Валерьевич только гладил дорогую для него женщину по растрепанным волосам и приговаривал:

– Все уже позади, Марина. Страшное позади. Андрей звонил из Адлера Ларисе. Поблагодарил ее за покупку дома. Сказал, что обмен прошел нормально и они выезжают на поезде домой.

Киреев уже пожалел, что рассказал ей эту историю про сына. Мог бы попридержать язык до утра. Такой многообещающий вечер сам себе испортил.

– У Андрея теперь ничего не осталось, – уже без всхлипываний констатировала Марина Кирилловна. – Надо будет выслать ему немного денег.

– Почему ничего? – возмутился Владимир Валерьевич. – У него есть еще дача!

– Там холодно зимой, – отрешенным голосом произнесла женщина.

– Ничего, утеплится и как-нибудь перезимует. Он сам виноват, что подставился. Никто его за руки не тянул выписывать на тебя доверенность, отдавать мне манифест.

– Он верил нам, Володя. А мы его предали.

– Ничего подобного! – в очередной раз повысил голос Киреев. – Мы были нужны ему для осуществления его планов. Он играл с нами. Вот и доигрался. Не надо себя винить, Марина. Простота хуже воровства. Тоже мне, король Лир. Он свихнулся на своей Орде. Оторвался от жизни. Национальная идея? Историческая правда? Кому они сейчас нужны? Самому быть сытым, да семью накормить и одеть – вот в чем национальная идея. Такую идею поймет всякий. Он фанатик, поэтому опасен.

И чем меньше денег будет у него, тем меньше он принесет вреда. А на жизнь я ему дам. Вот продам американцам грамоту, и выделю ему его долю. Чтобы только на жизнь хватило, а не на революцию.

Дочь министра странным образом притихла. Киреев не сразу заметил, что она расстегивает пуговицы на его рубашке. Вот ее мягкая, нежная ладонь легла на его грудь и стала гладить ее, затем спустилась ниже, к животу, кончиками пальцев провела по нему, и дрожь пробежала по всему его телу. Он поднял ее голову и стал целовать милое, желанное заплаканное лицо. А ее умелые пальцы расстегивали уже молнию на его брюках.

Они изошли, отдав друг другу все силы. И теперь лежали голые на большой круглой кровати, занимающей половину большой спальни, и слушали легкую, как ветерок, музыку Вивальди, доносившуюся из музыкального центра последнего поколения.

Жаркий сентябрьский день переродился в напоенные томной негой московские сумерки. Тюль на окне раздувался, как паруса.

Кандидат наук отодвинул штору в сторону и вышел на лоджию. Отсюда, с двадцать второго этажа новой высотки, открывался чудесный вид на столицу. Уже загорелись огни, море огней, и сейчас город напоминал сверкающий муравейник. Древняя столица, Третий Рим лежал у его ног.

Киреев закурил и начал свой рассказ:

– Я поражаюсь, как он угадал истину. Признаться честно, хотя все аргументы, которые он мне приводил, и казались весомыми, но я их всерьез не воспринимал. И вдруг эта находка в Туруханском монастыре. Аксаков сказал, что там осталось еще много таких документов. Шесть сундуков. Он думает, что это часть знаменитой библиотеки Ивана Грозного. И, похоже, не ошибается.

В этом месте раскинувшаяся на шелковой простыне женщина заразительно и от души расхохоталась:

– Ой, умора! А давай, женим Аксакова на твоей Лариске? От перемены мест слагаемых сумма не меняется. Он вернется в дом, к которому давно привык. Да и подружка моя не так сильно будет убиваться по поводу потери тебя. Как тебе моя идея?

– Мысль замечательная, – согласился Киреев, но вернулся к прежней теме. – Знаешь, что такое Иванова Либерия? Это мировая слава, баснословные деньги! Если за свидетельство о капитуляции Орды американцы платят миллионы долларов, то представляешь, сколько они готовы выложить за книги римских императоров и византийских базилевсов! Вот чек на миллион долларов. Простая бумажка. А сколько их еще будет? Сотни, тысячи…

Киреев протянул Марине Кирилловне клочок бумаги. Она взглядом знатока окинула его и сказала:

– Чек – настоящий. Я тебя поздравляю. Ты завидный жених.

– Покупатель поставил условие, – продолжил Владимир Валерьевич. – Я должен сам доставить документ в Нью-Йорк. Мы встречаемся у него в офисе на Манхэттене одиннадцатого сентября в девять часов утра. Ты знаешь, где это? – Киреев протянул любовнице визитную карточку покупателя.

– Это Всемирный торговый центр. Восемьдесят второй этаж. А твой покупатель – очень богатый человек. Там офисы очень дорого стоят.

– Ты полетишь со мной?

– Да, любимый. Мне не терпится посмотреть на финансовую столицу мира с высоты птичьего полета.

Пока за линией горизонта окончательно не скрылись очертания Кавказских гор, Алексей старался не смотреть в окно. Сходит в туалет, который находился прямо за стенкой, и шасть обратно на верхнюю полку. Даже еду, и ту отец ему подавал наверх. А ел парень очень много. Продукты, которые они купили на вокзале в Адлере, кончились буквально через день. И теперь Андрей Александрович ломал голову, чем он будет кормить сына в оставшиеся три дня. У него осталось всего сто пятьдесят рублей. А все из‑за назойливых грузинских пограничников. Пристали к Алешке, мол, почему у него в паспорте нет въездной визы. Хотели даже задержать за незаконное пересечение государственной границы. Пришлось отдать им последние пятьсот долларов. Лишь бы выпустили парня. Поэтому на станциях, где остальные пассажиры их плацкартного вагона основательно затаривались дешевыми южными фруктами, Аксаков-старший покупал пищу более калорийную, в основном пирожки. С капустой, с картошкой, с ливером. Они стоили по пять рублей штука. Но и на пирожки, учитывая зверский аппетит сына, им не хватило денег. Тогда Андрей Александрович стал голодать с пользой для здоровья.