Дмитрий Барчук - Новый старый год. Антиутопия

– Вы снова отправитесь в Обск, доктор. Вместе с начальником моей личной охраны. Помогите ему выявить все отростки этой заразы. Выжгите ее огнем, выкорчуйте ее с корнями. Чтобы и намека на нее не осталось. Вы меня поняли?

– Да, товарищ генеральный секретарь, – прошептал испуганный доктор.

– Идите. И позовите моего помощника из приемной, – властным тоном распорядился глава государства.

– Вызывали, Юрий Иванович, – тихим голосом промолвил появившийся в кабинете Петр.

– Соедини меня с обским губернатором.

– Губернатор на проводе, Юрий Иванович, – меньше чем через минуту доложил помощник. – Мне выйти?

– Нет, останься. Да не тебе я это, – успокоил обского генерал-губернатора генсек. – Ты это, вот что. Там скоро террористы сдаваться начнут. Ты омоновцев сильно не одергивай, пусть они с ними по-мужски поговорят. Да. Как они это умеют. Только главного их, этого Крутого, – не до смерти. Он мне еще нужен. И особенно пусть следователи на допросах сделают упор на его контакты с иностранными разведками. Да. Есть тому подтверждение. И этого, как его, Смита. Пусть тоже допросят с пристрастием. Там к вам в помощь я от себя ребят направляю во главе с начальником личной охраны. Как это дело прояснится, жду тебя в Кремле. Какой разговор? Конечно, отметим. Ну, будь.

Петра Павловича распирало любопытство, и он робко спросил патрона:

– Значит, вы это, их просто надули, купили, так сказать, за рупь двадцать. А когда вы слово этому бандиту давали, я и впрямь подумал, что вы их собираетесь простить.

– А что слово? – переспросил Селин. – Я дал, я забрал обратно. В политике никому верить нельзя. Да, чуть не забыл, собирайся, завтра тоже полетишь в Обск. И это, анализ крови в клинике у Назимова сдай. И ребятам, которые с нами бывали в последнее время в Обске, тоже скажи, чтобы сдали. А то есть вероятность, что ненароком могли лишка радиации подхватить.

– Вот и все, Тимофей. Давай выкурим по последней папироске и пойдем в плен, – покачал головой Крутой, сплюнул и продолжил. – На этом нашу миссию можно считать законченной.

– А что, командир, может, по шампанскому ударим? – предложил Харитоныч. – Я специально для такого случая бутылочку прихватил. Как-никак такой день. Мы к нему почти три с половиной года шли.

Ведь гражданская война в России сегодня, можно сказать, закончилась. К тому же и Рождество на носу.

– А, давай напоследок! – махнул рукой Андрей. – Ребят помянем, которые не дожили до этого дня. А то, кто его знает, как нас за этой дверью еще встретят.

– И то верно, – согласился Тимофей. – Чует мое сердце, что не все еще мы прошли с тобой испытания, командир.

Пробка громко выстрелила из бутылки, и эхо дважды отозвалось на этот выстрел. Вначале в шалаше, потом в бронированной комнате.

– Эй вы там! Чего палите-то? – поинтересовался полковник.

– Это мы победу празднуем, – отозвался Крутой.

– А-а-а! – протянул Ветров. – А я уж думал, что друг в дружку стали стрелять от одичалости.

– Ну, твое здоровье, Харитоныч, – рыжий поднял жестяную кружку.

– Будь жив, командир, – Тимофей чокнулся бутылкой и выпил из горла пузырящееся вино.

– Хороший конец, Андрей, бывает только в сказках. Не верю я в хеппи-энды, – признался бывший начальник смены.

– И я не верю, – ответил Крутой. – А что прикажешь делать? Взрывать? И чего мы этим добьемся? Убьем миллион людей.

– Понятно, что делать нечего. Они вроде бы все наши требования удовлетворили. Но не верю я им, и все тут. Понимаешь, командир, коммунисты гробят, как правило, свой народ, а вот фашисты уничтожают другие народы ради своего благополучия.

– Ну и что из этого. Подумаешь? – фыркнул Крутой. – А с какой это стати я должен переживать об иностранцах? Ведь с молчаливого согласия Европы и Америки в нашей стране пришли к власти краснопузые. А я сейчас должен входить в их положение? Не уж, увольте. Здесь я солидарен с Селиным. В первую очередь нужно думать о своих. Чужие о себе сами как-нибудь позаботятся.

– Как знаешь, – ответил Тимофей. – Но это тоже преступление, и привести оно может еще к большей кровавой бане, чем та, через которую мы прошли.

– Плевать! По мне главное, чтобы моя семья жила спокойно и в достатке. Эх, Клавдию из леса заберу, Людмилку из Сиднея обратно вызову. Чего ей на чужбине мыкаться, когда и на родине можно жить, – мечтательно произнес Андрей.

– Ну, пойдем, что ли? – спросил он у Тимофея. – А то у меня после шампанского того и гляди мочевой пузырь лопнет.

– Пойдем, командир! – согласился Харитоныч.

Дверь широко распахнулась, и они вышли из темноты в серебристых шуршащих скафандрах, как космонавты, в сверкающий тысячами электрических огней, как показалось им, отвыкшим от яркого света, широкий коридор. Лампы светили столь сильно, что партизаны невольно зажмурились, чтобы не ослепнуть.

– Принимай капитуляцию, Михалыч, – едва переступив порог, заявил Крутой.

В руке он держал пульт дистанционного управления взрывчаткой. Увидев дружески улыбающееся лицо еще нестарого, но рано поседевшего полковника и доброжелательные лица других омоновцев, не скрытые под зловещими масками, которые они обычно надевали на спецоперации, «террорист № 1 Обской области» окончательно расслабился и демонстративно вручил Ветрову пульт. Полковник тут же передал его дальше, своему заместителю и, продолжая улыбаться, крепко пожал руку Крутому, затем перешел к Тимофею и с прежней ласковой улыбкой произнес сквозь зубы:

– Получай, Иуда!

Даже профессиональный спортсмен, имеющий неплохую подготовку по дзюдо и самбо, Крутоложин не заметил, как в руке у полковника откуда ни возьмись появился штык-нож, и в какую-то сотую долю секунды главный омоновец вонзил его под сердце Харитонычу.

Крутой дернулся на помощь другу, но десятки сильных, цепких рук схватили его, подмяли.

– Вот она, царская милость! – успел прошипеть он, прежде чем провалился в темноту.

Он бежал по пустынному песчаному пляжу. Набегающие с океана волны накатывались на пологий берег, пенились и нехотя уползали обратно, смывая следы его босых ног на мокром песке. Наконец он устал и упал на раскаленные кварцевые частицы. Полуденное субтропическое солнце безжалостно жарило его сверху, а песок обжигал живот. Но он с наслаждением принимал это тепло. И все не мог согреться. Вдруг он увидел, что к морю подбежал Алеша. Нахлынувшая очередная волна накрыла его с головой и увлекла за собой в водную стихию. Сын отчаянно барахтался и звал на помощь. Но он, его отец, как ни старался изо всех сил, не мог оторвать свое неожиданно налившееся свинцом тело от земли…

И тут он очнулся. Его взору открылась бесконечная корявая, грубо оштукатуренная стена, по которой, как слезы по лицу, стекали вниз крупные капли конденсата. Георгий попытался повернуться на другой бок, но дикая нечеловеческая боль пронзила его тело с ног до головы. И он вновь потерял сознание.