Филип Дик - Вторая модель (Сборник)

— Прогулка? — недоуменно моргнул Фергессон. — А куда?

— До ближайшего из наших лагерей миль тридцать. Думаю, дойдем.

Секунду помедлив, Фергессон догнал двинувшегося прочь Доза.

— Я ходил раньше, сумею и сегодня.

А за их спинами вновь собралась толпа, теперь все внимание переключилось на инертную, неподвижную кучу протоплазмы, на умирающего билтонга. Поднимался негодующий гул; бессилие этих людей, крушение надежд на захват автомобиля мгновенно превратил негромкий сперва гул в визгливую, отвратительную какофонию. Накопленная толпой злоба искала выхода в насилии; словно жидкость, без всяких рассуждений переливающаяся с высокого места в низкое, зловещая, кипящая, утратившая все человеческое, масса накатывалась на бетонную платформу.

Дряхлый, беспомощный, умирающий билтонг осознавал их присутствие, ждал их. Его псевдоподии сплелись в последней, невыносимой работе, в дрожи последнего усилия.

То, что увидел Фергессон, было страшно, чудовищно; волна душного, нестерпимого стыда заставила его забыть обо всем, стальной ящик выпал из бесчувственных, бессильно разжавшихся пальцев и с грохотом ударился о землю. Фергессон нагнулся, тупо, словно по какой-то обязанности подобрал ящик и сжал его, не понимая, что же делать дальше. Ему хотелось убежать, убежать куда попало, куда глаза глядят, оказаться где угодно, только не здесь. В темноте и тишине, среди теней, блуждающих за границей поселка. На мертвой, усыпанной черным пеплом равнине.

В тот момент, когда разъяренная толпа бросилась на него, билтонг пытался отпечатать себе укрытие, защитную стену из пепла.

После двух часов пути Доз остановился и с размаху бросился на все вокруг устилавший пепел.

— Отдохнем немного, — буркнул он. — Приготовим еду, у меня есть кое-какие запасы. Вот как раз и пригодится этот ваш «Ронсон», если только он заправлен. Фергессон вынул зажигалку из ящика и передал ее Дозу. Холодный, полный отвратительных запахов ветер срывал с поверхности земли пепел, взбивал его в страшные, мертвые облака, носил эти облака над бесплодной планетой. Обломками костей торчали неровные, зазубренные стены, остатки каких-то зданий. Здесь и там сквозь пепел пробивались темные, зловещие стебли сорной травы.

— Все это не настолько мертво, как могло бы показаться, — заметил Доз, выбирая из окружавшего их пепла маленькие обломки дерева и клочки бумаги. — Собаки и кролики — это вы знаете. Кроме того, сохранилось довольно много семян растений — только и надо, что полить пепел хорошенько, и они сразу прорастут.

— Полить? Чем? Ведь дождя больше не бывает. Что бы там ни означало это слово в прошлом.

— Нужно копать колодцы. Вода есть, но до нее нужно докопаться. — Доз разжег крохотный костерок — зажигалка оказалась заправленной. Он кинул ее подставившему руки Фергессону и занялся поддержанием огня.

Поймав зажигалку, Фергессон начал рассматривать ее так, словно увидел впервые.

— А вот такую вещь, как вы можете ее сделать?

— А мы и не можем. — Доз вытащил из-за пазухи завернутую в тряпку пищу — сушеное подсоленное мясо и обжаренную кукурузу. — Невозможно начинать с изготовления всяких сложных штук. Начинают с простого, а потом медленно, постепенно — вверх. Здоровый билтонг смог бы печатать с таких оригиналов. Наш, Питтсбургский, изготовил бы великолепный оттиск этой зажигалки.

— Знаю, — кивнул Доз. — Вот это-то как раз нас и задержало. Пришлось ждать, пока у них опустятся руки. А ведь так оно и будет, им придется вернуться в свою систему, оставаться здесь — верная для них смерть.

Рука Фергессона судорожно сжала зажигалку.

— С их уходом уйдет и наша цивилизация.

— Эта зажигалка? — ухмыльнулся Доз. — Если вы про нее — то да, уйдет, во всяком случае — на долгое время. Но вы смотрите на ситуацию не с той стороны. Нам придется перестроиться, выкинуть из головы разную чушь и набраться новых знаний — каждому из нас. Это нелегко, по себе знаю.

— Откуда вы взялись?

— Я — один из переживших чикагский коллапс, — негромко сказал Доз. — После гибели поселка я бродил в одиночку — убивал животных камнями, спал в подвалах, руками и ногами отбивался от собак. Потом набрел на один из лагерей. Они ведь давно уже существуют — вы, друг, не знаете, но Чикаго — не первый погибший поселок.

— И вы печатаете инструменты? Вроде этого ножа?

Доз расхохотался, он смеялся долго и громко.

— Не печатаем, это называется совсем иначе, это называется изготавливать. Мы изготавливаем инструменты, делаем вещи. — Вытащив знакомую деревянную чашку, он поставил ее на покрытую пеплом землю. — Печатать — значит попросту копировать. Не могу объяснить вам, что такое изготавливать, чтобы понять, нужно попробовать самому. Но печатать и изготавливать — две совершенно разные вещи.

Доз выстроил в ряд три предмета. Великолепный стойбеновский хрусталь, собственную свою грубую деревянную чашку и кривой пузырь — дефектный, так и не удавшийся умирающему билтонгу оттиск.

— Вот так было когда-то. — Он указал на стойбеновскую чашу. — Когда-нибудь так будет снова, но для этого нужно идти в нужную сторону — трудным путем, шаг за шагом — и только тогда все вернется.

Доз бережно спрятал хрустальную чашу в стальной ящик.

— Ее надо сохранить — не для копирования, а как образец, как цель, к которой нужно стремиться. Вы, наверное, не совсем понимаете разницу, но ничего, потом поймете.

Он указал на грубую деревянную чашку.

— А вот где мы сейчас. И не смейтесь над ней, не говорите, что это — не цивилизация. Как раз наоборот — она простая, она грубая, но она настоящая. Отсюда мы будем двигаться вверх.

Подняв с земли дефектный оттиск, плод усилий умирающего билтонга, он мгновение помедлил, затем откинул руку назад и отшвырнул уродливый пузырь прочь. Тот ударился о землю, подпрыгнул и разлетелся вдребезги.

— А это — ничто. — Теперь в голосе Доза дрожала ярость. — Лучше уж такая чашка. Эта деревянная чашка ближе к стойбеновскому хрусталю, чем любой оттиск.

— Я вижу, вы очень горды своей деревянной посудиной, — заметил Фергессон.

— Уж не сомневайтесь. — Доз положил чашку в стальной ящик, рядом со стойбеновской. — Когда-нибудь вы и сами это поймете. Потребуется время, но в конце концов — поймете.

Он начал было закрывать ящик, но остановился и тронул пальцем зажигалку.

— Не при нашей жизни, — вздохнул Доз, опуская крышку ящика. — Слишком много промежуточных этапов. — И тут его худое лицо вспыхнуло гордостью, радостным предвкушением. — Но ей же богу, мы к тому идем.

1956

Перевод М.Пчелинцев

Старик сидел на скамейке под ярким, горячим солнцем и смотрел на гуляющих по парку людей.