Юрий Силоч - Союз нерушимый...

Камера оказалась недалеко от платформы — всего пара сотен метров по бетонным пещерам, где по стенам змеились километры проводов, а штукатурку покрывали ржавые разводы.

Небольшой кубический карцер два на два, узкая дверь, узкая койка, дырка в полу, над которой кто-то ужасающе рациональный повесил позеленевший от времени кран. С перерывом в три секунды из него капала вода, что со временем должно было свести меня с ума.

Не гостиница, конечно, но и не радиоактивная яма. Хотя бы есть, на что лечь вытянуться.

Имплантаты мне не отключали, так что можно было попробовать выбить дверь и сбежать, но, судя по несмолкающему топоту, с которым солдаты носились мимо моей двери туда-сюда, даже пытаться было бессмысленно. К тому же, офицер комендатуры сорвал с меня погоны и отобрал фуражку, поэтому среди единообразных «зелёных человечков» я выделялся бы, как клоун на похоронах.

Бетон стен и пола временами неровно вибрировал: было страшно представить, что творилось снаружи, где бушевал огненный шквал.

Периодически бункер мелко потряхивало, отчего я, ещё не привыкший к фронтовой жизни, вздрагивал и боялся, что дверь моей клетки намертво заклинит и никто не сможет меня отсюда достать. Я не страдал клаустрофобией, но сейчас, находясь на острие противостояния сверхдержав, воспринимал камеру исключительно как просторный гроб.

Я настраивался на долгое ожидание, поэтому был в какой-то мере разочарован, когда дверь открылась, и давешний капитан велел мне собираться. «Чёрт, даже не успел как следует вздремнуть».

— Подъём, сволочь, — приказал мне офицер, глядя так, словно я был длинным и кучерявым волосом у него в тарелке. — И радуйся, что рано вызвали, обычно тут месяцами гниют.

Когда меня, закованного в наручники и электроошейник, вывели в широкий коридор, по которому как раз тянулась длинная вереница красных и мокрых бойцов, я почувствовал всей кожей их полные неприязни взгляды. К счастью, капитан не собирался вести арестанта на виду у всего гарнизона подземной крепости, а тут же толкнул в узкий проход, начинавшийся за неприметной дверью с засаленным сенсорным замком.

Поворот, другой, жёлтые лампочки свисают с потолка на проводах, как груши, по обе стороны пышут сырым банным жаром какие-то трубы. У меня появились нехорошие мысли: ударить по трубе, толкнуть провожатого, сжечь его концентрированной струёй пара. Но пока я буду делать это, ошейник превратит мою голову в пепел и уголь, так что лучше сейчас идти, запоминая дорогу.

Допросная оказалась вдвое просторнее карцера, но в целом ничем не отличалась — камера-пенал со столом, ввинченным в пол зелёным стулом и подозрительными пятнами на бетоне. Меня усадили, после чего конвоир расстегнул наручники, ловко провёл цепь за прутьями спинки стула и снова застегнул. Не то, чтобы это было каким-то препятствием: я по-прежнему больше боялся ошейника, но всё равно приятного мало — приходилось сидеть, очень неудобно выгибая спину.

Стараясь сохранить спокойный и безразличный вид, я лихорадочно вспоминал всё случившееся за последние двадцать четыре часа, пытаясь понять, где допустил ошибку и как теперь извернуться, чтобы и самому уцелеть и получить зацепку, которая приведёт меня ещё выше. Хотя куда уже, чёрт побери, выше: ехал-то я ни много ни мало, а за целым генералом Советской армии.

Двери лязгнули, по бетону ударили металлические подковки и на стул передо мной опустился мужчина с тонкими чёрными усиками и холодными злыми глазами. Мне он чем-то напомнил Дудаева. На витых погонах сияли две большие звезды, а алый околыш фуражки украшала «капуста» из шитых листьев. Захаров собственной персоной.

— Мне доложили, что поймали шпиона, — заявил генерал, переходя сразу к делу. — И я пришёл посмотреть своими глазами на живого НАТОвского агента.

Я молчал и пучил глаза.

— Отвечай!

— Виноват, товарищ генерал! Не могу знать, товарищ генерал! — выпалил я две первые пришедшие на ум фразы. Захаров заулыбался.

— «Виноват», тоже мне, — повторил он за мной. — Не может знать… Признавайся, на кого работаешь? — он подался вперёд, положил ладони со скрещёнными пальцами на стол и сверкнул чёрными глазами. — Америка? Британия?

Что-то в поведении генерала было не так. Я вперил в него вопросительный взгляд, генерал ответил своим — решительным. Воздух в комнате на мгновение заискрил, прежде чем Захаров не выдержал и отвёл глаза. Но перед этим мне удалось понять, что именно не так.

Я вздохнул, поджал губы и убрал с лица «режим подчинённого».

— Будьте добры, распорядитесь, чтобы сняли наручники, — я, скривившись, посмотрел на Захарова. — И давайте без этой клоунады.

Генерал ухмыльнулся:

— Не вижу никакой клоунады, товарищ шпион. Вы готовы сотрудничать? Говорите, где танки! — не выдержав, Захаров хохотнул. — Конечно, товарищ… Э-э?

— Майор, — устало улыбнулся я, вспоминая навыки КГБшной мимики.

— …Майор, — кивнул Захаров. — Сейчас распоряжусь.

Пятнадцатью минутами позднее мы стояли на одном из многочисленных технических мостков, проложенных над тёмным автоматическим цехом. Глубоко внизу ворочались и вращались стальные горы, взлетали и опускались исполинские молоты, крутились коленвалы. Визжал разрезаемый металл, трещала сварка, гудели огромные шестерни — словом, тут совершенно точно нельзя было подслушать конфиденциальный разговор. Я и сам слышал собеседника через раз.

— Сначала я не понял, что вы — это вы, — кричал Захаров.

— Я и сам думал, что провалился, пока вас не увидел.

Генералы никогда не снисходили до допросов, обычно этим занимались особисты, так что намёк был очень грубым. Возможно, генерал был мастером проведения фронтовых операций и мог блестяще организовать танковый удар, но в шпионском искусстве ему было со мной не тягаться. Тут он был равен ребёнку и хитрости его, шитые белыми нитками, меня не страшили. По крайней мере, сейчас, когда я очутился на своём поле и не мог больше натворить глупостей, из-за которых и стал объектом пристального внимания особого отдела.

— Интересный способ попасть сюда, — говорил Захаров, сверля меня взглядом чёрных глаз. Да, он был определённо вылитый Дудаев, не хватало только пилотки. — Когда я прочитал в доносе, что какой-то младший лейтенант кормит солдат кооперативной ветчиной и выспрашивает сержантов, куда они везут пополнение, то сразу понял, кто вы и откуда. Что слышно в Москве? Почему прервался контакт?

Я помолчал, обдумывая его слова. Затем покачал головой.

— Плохо, товарищ генерал. Очень плохо. Завод имени Лебедева под колпаком, — я не стал озвучивать догадку касательно вербовки Платоновой и её начальника.

— Так и знал, — кивнул Захаров. — Эти сообщения о взрывах, причём накануне… Сами понимаете.