Рэй Брэдбери - Высоко в небеса: 100 рассказов

— Ты чокнутый, — произнесла она.

— Представьте, что вы — это я, — попросил ее я. Вот я иду обратно в свой отель. И по дороге мне хотелось бы слышать какую-нибудь музыку, все равно что. Сыграйте. И когда будете играть, зайдите за угол и послушайте.

Она положила руки на струны и остановилась, шевеля губами. Я ждал. Наконец она вздохнула и издала жалобный стон. А потом вдруг закричала:

— Убирайся!

— Что?..

— Из-за тебя у меня руки сделались как крюки! Посмотри! Ты все испортил!

— Я только хотел поблагодарить…

— …мою задницу! — кричала она. — Безмозглый дурак, скотина! Не суйся, куда не просят! Занимайся своими делами! Оставь меня в покое, парень! О бедные мои пальчики, вас испортили, испортили!

Она смотрела то на них, то на меня с каким-то ужасным, пристальным вниманием.

— Проваливай! — закричала она.

Я в отчаянии бегом бросился за угол.

«Вот! — думал я. — Что ты наделал! Что ты наделал! Все ей испортил своей благодарностью. И себе тоже, тебе придется жить с этим! Дурак, кто тебя тянул за язык?»

Прислонившись к стене, я сполз вниз. Так прошла, наверное, минута.

«Пожалуйста, леди, — думал я, — давай. Сыграй. Не для меня. Сыграй для себя. Забудь, что я сказал! Ну, пожалуйста! »

Тут я услышал несколько робких, несмелых вздохов арфы.

И вновь тишина.

Вдруг снова подул ветер и донес до меня звуки арфы, игравшей медленно-медленно.

Это была старая песня, я помнил ее слова. И я начал напевать их про себя.

«Да, — думал я, — продолжай».

«Надо же, — думал я, — какая же она мудрая, эта старая женщина».

От восхищения я готов был задушить ее в объятиях.

А я чуть не убил ее своей беспечностью.

Но теперь, играя песню, в которой было столько мудрости, что я не могу даже передать, она успокаивала саму себя.

Я подождал, пока она не доиграет до третьего куплета, прежде чем снова пройти мимо нее, коснувшись шляпы в знак почтения.

Но ее глаза были закрыты, она слушала то, что делали ее руки, бегавшие по струнам, словно маленькая девчушка, впервые увидевшая дождь и подставляющая ладони под его светлые струи.

Был период, когда она играла совершенно неосознанно, потом слишком осознанно, и наконец теперь она играла так, как надо.

Уголки ее губ были слегка приподняты в улыбке.

«На волосок, — подумалось мне. — Едва-едва».

Я ушел, оставив их вдвоем, как друзей, встреченных случайно на улице, — ее и арфу.

Я помчался в отель, чтобы отблагодарить ее единственным способом, который был теперь мне известен: делать свою работу, и делать ее хорошо.

Но по пути я зашел в «Дулиз».

А песня все звучала, и шаг был легок, и ни одно любящее сердце не было ранено, когда я тихонько приоткрыл дверь паба и заглянул туда, ища глазами человека, которому мне так хотелось пожать руку.

1962

Getting Through Sunday Somehow

© Перевод О.Акимовой

Мистер и миссис Уэллс, возвращаясь поздно вечером из кино, зашли в маленький неприметный магазинчик, совмещавший в себе закусочную и гастроном. Они сели за отгороженный столик, и миссис Уэллс заказала: «Пумперникель с запеченной ветчиной». Мистер Уэллс бросил взгляд на прилавок: там лежала буханка ржаного хлеба, пумперникеля.

— Да, — пробормотал он, — пумперникель… Озеро Дрюса…

Вечер, поздний час, пустой ресторан… теперь он узнал это сочетание. Все, что угодно, могло внезапно настроить его на волну воспоминаний. Запах осенних листьев или полуночный порыв ветра мог взволновать его, и ливень воспоминаний обрушивался вокруг. И вот в этот странный час после кино, в этом безлюдном месте он увидел буханку пумперникеля и, как и в тысячи других ночей, оказался заброшенным в прошлое.

— Озеро Дрюса, — повторил он.

— Что? — подняла на него глаза жена.

— Я чуть не забыл об этом, — пояснил мистер Уэллс. — В тысяча девятьсот десятом, когда мне было двадцать, я прибил буханку пумперникеля над зеркальным трюмо…

На твердой хрустящей корке этого хлеба парни из Дрюса вырезали свои имена: Том, Ник, Билл, Алек, Пол, Джек. Это был лучший пикник на свете! Их лица покрылись загаром, пока они тряслись по пыльным дорогам. Это были времена, когда дороги были действительно пыльными; за вашей машиной клубилось облако мелкой коричневой пудры. И добраться до озера было тогда вдвойне приятней, нежели годы спустя, когда вы приезжаете к воде чистенькими, без единого пятнышка, не помятыми.

— Это был последний раз, когда наша банда собралась вместе, — сказал мистер Уэллс.

Потом все разъехались по колледжам, обзавелись работой, женились. Вдруг ты оказываешься в окружении совершенно других людей. Но никогда в жизни тебе не будет уже так хорошо, так легко, как тогда.

— Интересно, — продолжал мистер Уэллс. — Мне кажется, что мы все тогда почему-то понимали: этот пикник будет последним. Такое чувство пустоты впервые посещает тебя в тот день, когда ты заканчиваешь школу. Потом проходит немного времени, никто не исчезает немедленно, и ты расслабляешься. Но спустя год понимаешь, что старый мир изменился. И тебе хочется напоследок что-нибудь сделать, прежде чем ты потеряешь что-то еще. Пока вы еще друзья, приехали на лето домой из своих колледжей, пока вы не переступили черту женитьбы, вам непременно нужно совершить что-то вроде последней прогулки и купания в прохладном озере.

Мистер Уэллс вспомнил то необычайное летнее утро, когда они с Томом лежали под отцовским «фордом», вытянув вверх руки и подкручивая то там, то здесь, болтая о машинах, о женщинах и о будущем. Пока они работали, стало жарко. Наконец Том сказал:

— А не поехать ли нам на озеро Дрюса?

Вот так просто.

И все же сорок лет спустя ты помнишь каждую мелочь — как вы забирали по дороге остальных друзей и как вы все кричали под зелеными деревьями.

— Эй! — со смехом кричал Алек, стукая каждого по голове буханкой пумперникеля. — Это нам на потом, дополнительный бутерброд.

Ник уже приготовил сэндвичи, которые теперь лежали в корзине, — чесночные бутерброды; позднее, с возрастом, обзаведясь девушками, они ели их все реже и реже.

Затем, втиснувшись по трое на переднее и заднее сиденья, обняв друг друга за плечи, они покатили по знойным, запыленным проселкам, везя с собой в жестяном корыте кусок льда для охлаждения купленного по дороге пива.