Юрий Брайдер - Жизнь Кости Жмуркина

— Ничего себе! Туда и не таких берут. Уже больше сотни желающих записалось. По одной только рукописи принимают. А у тебя как-никак публикации имеются.

— Про допризывника на Марсе?

— Какая разница! Сам Топтыгин пишет про то, как Илья Муромец и Добрыня Никитич помогали комсомольцам-добровольцам достраивать БАМ.

— Не знаю даже… — задумался Костя. — Заманчиво. Да только как бы на всю жизнь не замараться…

— Э-э-э, да ты, дорогой, из себя, похоже, чистоплюя корчишь. В литературной среде это как-то не принято. Даже Пушкин при случае не гнушался с Булгариным или Кукольником шампанского выпить, хотя и знал, с кем имеет дело. Сам стихи верноподданнические кропал, чтобы к императору подольститься. Клеветников России журил… А уж про современных писак я и не говорю. Все замараны. Даже великие. Ты же у нас, гражданин Кронштейн, пока еще ноль без палочки. Тем более на мели сидишь. А там гонорары очень даже неплохие обещают.

— Например? — сразу навострил уши Костя.

— До тысячи рублей за лист.

— За лист? — ужаснулся Костя, никогда не державший в руках больше пары сотен.

— Ты не понял. Имеется в виду так называемый печатный лист. Это двадцать два — двадцать четыре листа машинописного текста…

—А-а-а… Но все равно много.

— Немало. Некоторые члены Союза писателей столько не получают. Так ты согласен?

— Согласен… Если вы, конечно, не шутите.

— С чего бы мне вдруг шутить? Надеюсь, с первого гонорара нальешь?

— Обязательно! — горячо заверил его Костя.

— Протекция моя в тех кругах веса не имеет, но я тебя научу, что делать. Все остальное будет зависеть только от тебя…

Литературная организация, в которую намеревался вступить Костя, носила довольно странноватое название — ТОРФ. Не нужно было долго ломать голову, чтобы расшифровать эту аббревиатуру, Творческое объединение российских фантастов.

Торф, конечно, не уголь, подумал Костя. Однако жар тоже дает. Под жаром он подразумевал гонорары, с помощью которых собирался решить свои финансовые проблемы. (Их накопилось так много, что если бы каждую сравнить с прорехой в платье, то в этом смысле Костю можно было считать совершенно голым.)

О моральной стороне проблемы он старался не думать. Вполне возможно, что Чирьяков, Савлов, Топтыгин и вся их бражка процветали не без влияния Костиного презрения (говорить о ненависти не приходилось, не те это были объекты). Ну а если ближайшее знакомство с этими акулами пера вызовет вдруг у Кости светлое чувство любви и уважения, то расстановка сил в отечественной фантастике изменится самым коренным образом.

Согласно советам всезнающего Рабиновича, Костя должен был направить в адрес ТОРФа заявление произвольной формы, где, кроме всего прочего, имелись бы уверения в том, что автор обязуется писать на «должном идейном, художественном и эстетическом уровне», а также несколько своих лучших произведений объемом не больше сорока машинописных листов.

С заявлением проблем не было. В бытность свою работником милиции Костя составил столько идиотских писулек, что давно утратил пиетет к печатному слову. В формуле «бумага все стерпит» для него не было ничего спорного.

Проблемы возникли с произведениями, вернее — с критериями их отбора. Те, за которые он был спокоен в плане художественном, страдали полным отсутствием идейности. В свою очередь, произведения идейные (написанные в свое время по заказу журнала «Вымпел») не имели ни художественной, ни тем более эстетической ценности.

Еще раз перечитав все свои опусы и попутно исправив многочисленные орфографические ошибки, Костя остановил выбор на том из них, безусловным достоинством которого являлась краткость. Назвать его с ходу антихудожественным или безыдейным тоже было нельзя. Кроме того, литературный уровень произведения не мог уколоть самолюбие ни Чирьякова, ни Топтыгина, мнивших себя классиками жанра.

Назывался рассказ несколько длинновато: «Из записок космического разведчика». Написан он был как бы от первого лица.

"Работа у меня самая простая. Я — космический разведчик. А чем занимаются космические разведчики, известно даже младенцам. Первая наша задача — произвести скрытную высадку. Вторая — собрать как можно больше информации. Третья — вовремя убраться, не оставив после себя никаких следов. Впрочем, если следы и останутся, тоже не страшно. Аборигены отнесут их на счет природных стихий.

Взять, к примеру, мою последнюю экспедицию.

Прикинувшись метеоритом, приближаюсь к поверхности планеты. При первой же возможности прячусь в подходящее на вид облако. Из него вываливаюсь сотней тысяч белых ледяных кристалликов — так здесь выглядят атмосферные осадки.

Еще в полете замечаю низкое продолговатое строение, явно не относящееся к шедеврам галактической архитектуры. Возле него бродят рогатые, четвероногие и хвостатые существа, общим числом сто сорок пять штук. Там же присутствует и несколько двуногих, безрогих и бесхвостых особей, возможно, находящихся на несколько более высоком уровне эволюции. Не исключено, что они могут обладать зачатками разума.

Быстренько прикидываю, в кого бы мне лучше всего превратиться. Строение исключается сразу.

Двуногих слишком мало, поэтому внезапное появление еще одного наверняка вызовет нежелательное любопытство остальных. Остаются четвероногие…

Спустя мгновение их уже не сто сорок пять, а сто сорок шесть.

Вскоре двуногие начинают загонять нас внутрь строения. При этом они что-то кричат. Включаю дешифратор. Оказывается, наступило время приема пищи. Первая фраза местного языка, помещенная в мою оперативную память, звучит примерно так:

«Н-н-но! Пошла, проклятая!»

Ко мне приближается один из двуногих. От остальных он отличается гораздо более внушительными габаритами и металлическим ромбовидным значком, прикрепленным к верхней части туловища.

— Чья корова? — спрашивает он. — Почему не в стойле?

— Это Зорька, — отвечает кто-то. — Катьки Передковой.

— Не, — говорит существо, ростом и размерами уступающее первому почти что вдвое. — Моя Зорька на месте. Вон, четвертая с краю стоит.

Оба начинают изучать жестянку, прикрепленную к моему уху. Естественно, что она представляет собой среднестатистический образец остальных ста сорока пяти аналогичных жестянок.

— И номер какой-то чудной, — говорит маленькое существо. — Ничего не понимаю!

— Чего тут понимать! Кто это — слон или корова?

— Корова.

— А если корова, так гони ее в стойло. Твою Зорьку давно выбраковывать пора. А эта вишь какая гладкая! То на то и выйдет.

— Да откуда она здесь взяться могла?

— Откуда надо! Тебя не касается. Твое дело вымя вовремя подмывать, а не рассуждать.