Аластер Рейнольдс - Город бездны

Я поставил пустой стакан на обшарпанную металлическую столешницу.

— Я представлял вас несколько иначе, Гедеон.

Квирренбах ткнул меня локтем.

— Это не Гедеон, Таннер. Это… м-м-м… — он замялся и наконец буркнул: — Это старик. Я же говорил.

Старик снова опустил руку на пульт управления, отдавая креслу приказ. Снова послышался стук — в течение секунд пятнадцати, — и мелодичный голос произнес:

— Нет, я не Гедеон. Но вы, вероятно, обо мне слышали. Я создал это место.

— Этот подземный лабиринт? — спросила Зебра.

— Нет, — ответил он после паузы, в течение которой кресло принимало очередную команду. — Не этот лабиринт. Весь Город. Всю эту планету.

Последовала пауза — на этот раз запрограммированная стариком.

— Я Марко Феррис.

Помнится, Квирренбах говорил о необычной системе верований. Ладно, назовем это так. И все же в глубине души я не мог не испытывать сострадания к этому человеку в инвалидном кресле, которое приводилось в движение паром. В чем-то мы были похожи. Я тоже считал себя не тем, кем был на самом деле.

— Хорошо, Марко, — сказал я. — Ответьте на мой вопрос. Кто управляет этой фабрикой: вы или Гедеон? И существует ли вообще этот Гедеон?

Кресло застучало и защелкало.

— О, несомненно, главный здесь я, господин…

Я хотел представиться, но старик остановил меня, слабо покачав рукой. Ему было слишком тяжело прерываться на середине фразы — тем более ради такой мелочи.

— Но Гедеон тоже здесь. Гедеон всегда был здесь. Если бы не он, меня бы тут не было.

— Почему бы вам не отвести нас к нему? — предложила Зебра.

— Потому что в этом нет необходимости. Потому что нужна очень веская причина, чтобы навестить Гедеона. Вы работаете со мной. Зачем втягивать в это Гедеона? Гедеон — всего лишь изготовитель. Он ни в чем не разбирается.

— И все же хотелось бы перекинуться с ним парой слов, — настаивал я.

— Извините. Это совершенно невозможно, — старик откатил кресло от стола. Колеса с изогнутыми спицами загрохотали по полу.

— Я хочу видеть Гедеона.

— Эй! — Ратко шагнул к нам, чтобы встать между мною и стариком, который считал себя Марко Феррисом. — Вы слышали, что он сказал?

Ратко сделал ход первым — но он был любителем. После того как я ответил, он со стоном свернулся на полу с переломом предплечья. Затем я дал знак Зебре; она наклонилась и сделала то, что пытался сделать Ратко — вытащила его пистолет из кобуры. Теперь оба мы были вооружены. Я достал свой лучевик, а Зебра навела пистолет Ратко на Ферриса. Или самозванца, который называл себя Феррисом.

— Вот мои условия, — сказал я. — Отведите меня к Гедеону. Или вы отведете меня к Гедеону, вопя от боли. Что скажете?

Он снова защелкал набором рычагов, и шланги, присоединенные к креслу, отвалились.

Думаю, этот катафалк был укомплектован каким-нибудь оружием, но старик трезво оценивал скорость своей реакции и понимал, что оно вряд ли ему поможет.

— Сюда, — сказал Феррис, закончив свои манипуляции.

Мы последовали за ним — вновь по туннелям, спиралями уходящими вниз. Кресло катилось, пыхтя совсем по-человечески. Феррис ловко управлял им, лавируя в хитроумных закоулках прохода. Он все больше удивлял меня. Похоже, Квирренбах и Зебра считали его выжившим из ума стариком. Но кем он был на самом деле?

— Расскажите, как вы сюда попали, — попросил я. — И что вас связывает с Гедеоном?

Кресло снова защелкало.

— Это долгая история. К счастью, меня просят рассказать ее чаще всего. Поэтому я держу про запас готовый текст… Я родился на Йеллоустоуне, в стальном чреве робота. Это было до того, как мы научились транспортировать живых людей от звезды к звезде. Люди рождались из замороженных яйцеклеток, а сигналом к рождению была весть о прибытии на планету.

Феррис был одним из американо — об этом я уже знал. Он жил задолго до Небесного Хаусманна. Та эпоха была для меня частью древней истории, наравне с парусниками конквистадоров, концентрационными лагерями и эпидемиями «черной смерти».

— Мы обнаружили Бездну, — продолжал Феррис. — Это было нечто очень странное. С Земли ее не разглядеть — даже с помощью самых мощных приборов, для этого она слишком мала. Но едва мы начали исследовать этот мир, как обнаружили ее. Глубокая рана в коре планеты, изрыгающая раскаленную смесь газов — после переработки этой смесью можно дышать. С точки зрения геологии — это необъяснимо. О, я знаком с некоторыми теориями — например, о том, что в недавнем прошлом Йеллоустоун перенес сближение с газовым гигантом. В коре планеты скопилась тепловая энергия, которая нашла выход на поверхность через естественные отдушины, одна из которых — Бездна. Возможно, отчасти это так. Но как объяснить другие загадки Бездны? Почему состав газов так непохож на состав атмосферы? Почему их температура и влажность выше, а токсичность гораздо ниже? Это выглядело почти как приглашение. По сути, так оно и оказалось. Кому как не мне об этом знать — именно я спустился в Бездну, чтобы исследовать ее до самого дна…

Феррис спустился в Бездну в шлюпке для атмосферных исследований. Он двигался по спирали, все ниже и ниже, пока не оказался в слое тумана. Радар не давал ему врезаться в скалы, но путешествие оказалось опасным. Однажды утлая шлюпка едва не рухнула вниз, когда в цепях упало напряжение. Наконец он достиг самого низкого уровня, куда могла опуститься шлюпка — тридцать километров, считая от поверхности. Дно покрывал слой слабо утрамбованных каменных обломков. При посадке включился режим автоматизированного устранения неполадок, но ремонт должен был занять не один десяток часов — лишь после этого шлюпка смогла бы взлететь.

Делать было нечего. Феррис облачился в один из атмосферных скафандров — они были приспособлены для работы в экстремальных условиях, в том числе и в агрессивных средах — и начал исследовать каменистый слой, или щебень, как назвал его Феррис. Из разломов поднимались струи газовой смеси — теплой, с высоким содержанием кислорода.

Феррис выбрал одну из таких трещин и начал спускаться вниз, отыскивая путь в щебне. Стояла невыносимая жара. Много раз он мог разбиться насмерть, но каким-то чудом уцелел, преодолев путь в несколько сотен метров. Под щебнем оказались другие слои, но Феррис обнаруживал щели, куда можно было протиснуться, и точки, в которые можно было вбить опорные крючья. Мысль о смерти постоянно преследовала его, но казалась чем-то отвлеченным. Именно так относились к смерти перворожденные американо. Им не приходилось видеть, как люди рядом с ними стареют и умирают. Их подсознание было свободно от самой идеи смерти.

И это было к лучшему. Вряд ли Феррис, в полной мере осознавая степень риска, понимая, какая смерть ему грозит, решился бы отправиться вглубь.