Аластер Рейнольдс - Город бездны

— Не совсем так, — после обычной паузы ответил Феррис. — Мы подразумеваем под этим нечто иное. Это устройство не передает и не принимает никакой информации. Ни Гедеону, ни его сородичам на борту других кораблей это ни к чему. Они уже владеют полным объемом информации, которая была когда-либо получена.

— Не совсем понимаю, — признался я.

— Тогда позвольте сказать это по-другому.

Похоже, у старика наготове ответы на все случаи жизни!

— В каждом из этих устройств содержится запись всех сообщений, которые один корабль когда-либо может передать другому. Но при этом запись эта остается недоступной, пока не возникнет необходимость отправить то или иное сообщение. Это нечто вроде запечатанных приказов, которые были в ходу на старинных парусниках.

— Все равно не понимаю, к чему вы клоните, — обескураженно пробормотал я.

— Я тоже, — добавила Зебра.

Старик Феррис с заметным усилием выпрямился в своем кресле.

— Послушайте, это совсем просто. Личинки хранят записи всех сообщений — все до единого, которые были когда-либо отправлены с момента возникновения их вида. Затем, в отдаленном будущем — это будущее в нашем понимании, — они объединяют все эти записи в… Это выше моего понимания. Некая скрытая система, которая распространяется на всю Галактику. Признаюсь, мне всегда было нелегко вникать в подробности. Я уловил только название — в переводе оно приблизительно отражает суть… — он выдержал паузу, впившись в нас ледяными глазами. — «Конечная Галактическая Память». Это прототип нынешнего — и будущего — гигантского живого архива. Думаю, сейчас он существует лишь в неполной форме, как скелет того, что будет выстроено через миллионы или миллиарды лет. Тем не менее, все очень просто. Это архив, существующий вне времени. Он способен поддерживать связь со всеми своими версиями, прошлыми и будущими, вплоть до нынешней эпохи и еще глубже, в наше прошлое. Он постоянно перемещает данные во всех направлениях, бесконечно сверяет и перепроверяет их. Что касается артефакта, который я нашел на корабле личинок… на мой взгляд, это нечто подобное. Крошечный фрагмент архива, в котором содержатся только послания личинок и их немногочисленных союзников.

— А что мешает личинкам прочесть сообщения раньше, чем они были отправлены, и придумать, как им избежать будущих неприятностей?

Феррис снова выдал готовый ответ:

— Они не могут. Сообщения, записанные в этом устройстве, закодированы — без ключа вы до них не доберетесь. Блестящая выдумка. Ключом служит картина фоновой гравитации Вселенной, возникающая в определенный момент времени. Когда личинки вводят в устройство связи сообщение, артефакт чувствует гравитационный пульс Вселенной — биение пульсаров, мчащихся навстречу друг другу по спиральным орбитам, тихие стоны далеких черных дыр, поглощающих звезды в сердцевинах галактик. Устройство слышит это все и создает уникальную «подпись» — ключ, которым оно кодирует входящие сообщения. Сообщение сохраняется в каждом артефакте, но его нельзя прочесть до тех пор, пока устройство не убедится в том, что гравитационный фон остался прежним — или почти прежним — разумеется, с поправкой на координаты получателя. Это обеспечивает зону охвата радиусом в несколько тысяч световых лет. Но стоит кораблям разойтись на большее расстояние, как устройство перестает узнавать код. Любые попытки подделать его или предсказать, как будет выглядеть гравитационная подпись в будущем, основываясь на известных данных, просто бесполезны. Очевидно, устройство отключится и «умрет».

Итак, Гедеону удавалось на протяжении веков поддерживать связь со своими далекими союзниками. Затем число сообщений, записанных в устройстве связи, начало подходить к концу, и он резко ограничил число передач. Над личинками нависла новая угроза: у врагов появились копии артефактов. Теперь они тоже получили доступ к сообщениям и могли этим воспользоваться. Беглец чувствовал себя одиноким и прежде, когда на него охотились, но лишь теперь начинал понимать, что никогда не испытывал настоящего одиночества. Оно давило, словно гигантские скалы, нависающие над поверженным кораблем. И все же ему удалось сохранить рассудок.

Раз в несколько десятилетий беглец позволял себе связаться с союзниками, поддерживая слабое подобие родственных отношений, которые по-прежнему играли некоторую роль в жизни личинок.

Но Феррис вытащил его из корабля, лишив доступа к устройству связи. После этого беглец начал понемногу скатываться в подлинное безумие.

— Вы сделали из него дойную корову, не так ли? — спросил я. — Корову, которая дает вам Горючее Грез. По большому счету, вы питаетесь его страхом и одиночеством. Вы перегоняете эти эмоции и продаете их.

— Именно так! — подхватил Феррис. — Мы вживили в его мозг датчики, считывающие реакцию нейронных цепей. Затем данные прошли обработку на Ржавом Поясе, где есть соответствующее оборудование, после чего мы поняли, что это тоже можно превратить в наркотик.

— О чем он говорит? — спросила Зебра.

— Об эксперименталиях, — ответил я. — Черные, с узором в виде личинки на конце. Между нами, я попробовал и получил незабываемые ощущения. Тогда я еще не знал, чего от них можно ожидать.

— Я о них слышала, но они никогда мне не попадались. Я думала, что это просто городская байка.

— Отнюдь.

Я вспомнил, какой хаос эмоций обрушился на меня во время опыта с эксперименталией, который я провел на борту «Стрельникова». Основным чувством был страх: жуткий, давящий страх замкнутого пространства и страх перед тем, что находилось снаружи. Но самое отвратительное — то, что гнетущая теснота была лучше пустоты за ее пределами, населенной хищными монстрами. Я до сих пор помню этот ужас — в нем едва уловимо ощущалось нечто чужеродное. В то время мне было трудно понять, почему люди готовы платить за подобные переживания, но теперь я понимаю. Все дело в предельной остроте ощущений — более сильных, чем всепоглощающая скука.

— А что он получает взамен? — спросила Зебра.

— Облегчение, — промолвил Феррис.

Я понял, что он имел в виду.

Внизу, в резервуаре, по колени в черной слизи возились рабочие в серых костюмах. То и дело кто-нибудь из них проводил концом огромного шокера по дряблому боку личинки, и ее тело, похожее на дирижабль, содрогалось по всей длине. Бледно-красная жидкость выплескивалась из пор крапчатой серебристой кожи. Я заметил, как один из рабочих проворно подставил под струйку свою флягу.

На конце туловища раскрылась пасть, и пещеру огласил пронзительный вопль.

— Кажется, раньше он охотнее стравливал Горючее, — заметил я, подавляя приступ тошноты. — Как вы думаете, что оно собой представляет? Какая-то органическая субстанция?