Владимир Михайлов - Избранные произведения. Том 1

При этом Сакс посмотрел, прищурясь, вверх, где было солнце, и все остальные, вслед за ним, тоже подняли глаза кверху.

– Ты прав, кузнец. Но что бывает с котлом, если дрова в топке пылают все сильнее, а пару некуда выйти? Не взорвется ли такой котел?

– Он взорвется. Но надо устроить клапан с пружиной, который выпустит часть пара, когда пар станет давить слишком сильно. И тогда ничего не случится.

– А если клапана нет?

– Надо установить его.

– Как ты установишь его, кузнец, если котел раскален и огонь пылает вовсю!

– Надо залить огонь.

– Так, согласен. Надо залить огонь, если можно. Он погаснет. И наступит холод. Вот одна опасность, о какой говорил мой друг там, перед судом: холод. Страшный холод, который придет сразу же после того, как солнце перестанет обогревать мир. Но что сделал бы ты, кузнец Сакс, если воды слишком мало, чтобы залить топку, и стенки котла уже содрогаются, едва удерживая бушующий пар?

– Ну, тогда...

– Тогда ты убежал бы, не правда ли? И все, находящиеся близ котла, сделали бы то же самое. Потому что все понимали бы: когда котел взорвется – а он в таком случае непременно взорвется,– никто не уцелеет. Вот и вторая опасность, кузнец: солнце может взорваться, как перегретый котел.

– Почему?

– Боюсь, что я не смогу объяснить этого тебе и всем остальным, а если и объясню, то вы не сможете понять. Я не ученый, и вы тоже. Но я думаю, что наши ученые смогут объяснить это вашим, и те поймут.

– Если мы поверим тебе и твоим друзьям, Ульдемир, то как мы сможем спастись? Залить топку – тогда придет холод, и мы погибнем. Да и как это сделать? Солнце далеко, и оно громадно, я не знаю, как подступиться к нему.

– Это знаем мы. Наши ученые знают. Они могут потушить его.

– Хорошо. Вы зальете солнце. Но как вы спасете нас от холода? От гибели?

И тут я решил, что нужный миг настал.

– Спасение одно: надо бежать.

Теперь по людям прошел уже не шелест, но гуд.

– Бежать! – повторил кузнец.– Но куда можно убежать, если холод наступит повсюду? Или в песках еще сохранится тепло?

-- Нет, холод будет повсюду. Надо бежать из этого мира. Туда, куда укажем мы.

– Можно ли вообще убежать из этого мира? Из него уходят, только когда умирают. Ты это имеешь в виду?

– Совсем нет. Надо уходить к другому солнцу. Туда, где живем мы. Если поторопиться, мы еще успеем вам помочь.

– Убежать из мира,– повторил кузнец негромко, но каждый услышал его. Он отвел глаза от моего лица и медленно повернул голову направо, потом налево, и все головы повернулись так же, все взгляды последовали за его взглядом.

И люди как будто заново, в первый раз, увидели все, что было вокруг них.

Лес окружал их плотной стеной. Теплый, светлый, дружелюбный лес, где не было опасных хищников, не таились разбойники, не водилась нечистая, сила – лес, зелено-золотистый, щедрый на дрова и материал, на грибы и ягоды, на тень, на лекарственные почки и иглы; лес, ласково шелестящий и заставляющий дышать глубоко и радостно.

А за лесом,– они знали,– были поля, обширные и плодородные, кормившие весь мир, дававшие по два урожая в год, поля, сперва зеленые, потом золотые, потом коричневые, вспаханные – и снова покрывающиеся зеленым ежиком всходов... И пестрые луга, на которых жирел скот и пахли цветы, и так приятно было лежать в свободные ча.сы, размышляя о разных вещах. И там текли спокойные реки, кое-где на них были устроены плотины, и вода, ниспадая, вращала громадные колеса водяных машин. Реки впадали в озера, а еще дальше – в моря, где, правда, не жили люди, но со временем они дошли и до морей, расселяясь понемногу по планете.

И стояли вокруг города, мирные, уютные города, где дома тонули в деревьях, где было тепло, и уют, и женщины, и дети, которые, приходя в семью, сразу становились своими и пользовались всею любовью, какой заслуживают дети. Города с их мастерскими, где работали много, но не до изнеможения, где работать было иногда скучновато, но всегда полезно, потому что твоя работа нужна была всем.

Все это было их миром, миром этих людей. .В нем они родились на свет, в нем жили и знали, что в нем умрут – но другие останутся.

А теперь им вдруг сказали, что этот мир надо покинуть. Что он обречен, их мир, и погибнет неизбежно, и разница только в том, погибнут ли с ним и они, люди, или они спасутся и будут вспоминать потом где-то в чужих, незнакомых краях о своем мире, прекрасном мире, который они не уберегли и покинули в смертельной опасности.

Вот что увидели люди взглядом глаз и взором сердца и вот о чем они думали *в эти долгие секунды.

Потом кузнец Сакс сказал:

– Покинуть мир... Скажи, Ульдемир, ты понимаешь, что это значит – уйти, из своего мира? Приходилось ли тебе когда-нибудь вот так – взять и уйти из своего мира навсегда?

– Приходилось,– сказал я, хотя и не сразу, и в голосе моем не было радости, как не было ее и в душе.

– Тебе стало лучше от этого?

– Нет.

– А твой мир, который ты оставил,– он после этого тоже погиб?

Я немного подумал. Что сказать им? Земля не погибла, и люди на ней – тоже нет. Она цветет и сейчас, подумал я в который уже раз. Но разве она – мой мир? Это мир Шувалова, Аверова, еще миллиардов людей. Но – не мой. .

– Мой мир умер,– ответил я.

– И ты не жалеешь о том, что покинул его?

И снова я не смог ответить сразу:

– Не знаю...

– А вот я знаю, что буду жалеть. И все они тоже пожалеют. Он повел рукой округ.

– Может быть, ты неправильно понял нас, Ульдемир. Да, мы не захотели жить в городах. Мы ушли в лес и живем, порой недоедая и не получая новой одежды.. Мы сделали так потому, что нас обуревают мысли и желания, которым там, в мире Уровня, нет места. Мы не любим Уровня, Ульдемир, мы нарушаем его, и уверены, что так и надо делать. Но Уровень – еще не весь мир; наш мир может существовать и без Уровня, он может быть подобен не пруду, вода в котором, хоть и тепла, но застаивается и начинает плохо пахнуть,– он может стать похожим на реку, которая не останавливается, несет свои воды все дальше, вперед и вперед; и он все равно останется нашим миром. Мы хотели уйти от Уровня – и ушли; но не надо думать, что мы не любим нашего мира и хотим покинуть и его. Нет, мы хотим остаться в нем и сделать его таким, каким мы его представляем. Понятно ли я объяснил, Ульдемир?

– Понятно, кузнец. Но, наверное, я говорил не очень ясно, раз ты не увидел в моих словах главного: не только вам надо уйти, уйти надо всем, кто хочет спастись и продолжить жизнь – пусть и не в этом мире, а в другом,– продолжить свою жизнь, и жизнь детей, и их детей, и всех-всех. Я знаю, что вы любите свой мир; но одной любви бывает слишком мало, чтобы спасти того, кого любишь. Нужно что-то другое; а этого нет ни у вас, ни у нас.

–' Скажи: нельзя ли погасить огонь, о котором мы говорили, не совсем, а только немного? Пусть станет холоднее, но не настолько, чтобы жизнь погибла. С холодом мы примирились бы; даже больше – мы, может быть, обрадовались бы ему, потому что опасность заставила бы наш Уровень сдвинуться с места – а мы и не хотим ничего другого. Неужели нельзя погасить огонь не до конца?