Лили Брукс-Далтон - Полночное небо [litres]

– Вызываю «Этер», – сказала Салли в микрофон.

– Слушаю, Салливан, – тут же откликнулся Харпер.

– Я жду… – Она запнулась, почувствовав комок в горле, и глотнула воды. – Жду ваших указаний, капитан. Что делать дальше?

Харпер, кажется, облегченно выдохнул, затем послышалось неразборчивое бормотание Тибса.

– У тебя есть дрель? – спросил капитан.

Она проверила пояс с инструментами.

– Есть.

– А болты?

Она нащупала их свободной рукой.

– Да, болты тоже есть.

– Хорошо. Действуем по старому плану. С первыми двумя болтами придется повозиться, потому что надо будет придерживать мачту, – а потом можешь ее отпустить и работать обеими руками. Все ясно?

Салли не могла двинуться с места.

– Я думаю… – начала она.

Харпер перебил:

– Нет. Нет времени на раздумья. Сначала один болт, затем другой… Только не торопись.

Она начала работать. А когда закончила, не спросив Харпера, отцепила подругу от троса. Салли знала: Деви так хотела бы.

Фигура в скафандре уплывала все дальше от корабля, становясь меньше и меньше, а потом, съежившись до размеров маленькой белой звездочки, пропала во тьме. Будет ли Деви летать среди планет вечно? А может, ее притянет Солнце? Или какое-то другое далекое светило? Салли вспомнила «Вояджер», покинувший пределы Солнечной системы и ушедший в вечное плавание меж звезд. Она надеялась, что Деви повторит этот путь, что ее безжизненное тело останется невредимым и каким-то образом отправится в бесконечное, невообразимое путешествие по Вселенной.

Салли застыла, вглядываясь в черное пространство, куда уплыла подруга, тихо моля великое ничто ее уберечь.

На следующее утро Салли проснулась с громким криком. Никогда прежде она не чувствовала такого ужаса. Страх долго не покидал ее и после пробуждения, ворочаясь где-то внутри. Она снова и снова видела, как крошечной белой искоркой уплывает Деви в черную бездну. Вначале Салли хотела все переиграть, придумать другой финал: представляла себе сцены, в которых успевала вовремя доставить Деви на корабль, в которых замечала, что фильтр сломан, задолго до того, как подруга начинала задыхаться… Увы, фантазии не успокаивали. Деви по-прежнему была мертва, а Салли – жива. В это не хотелось верить, но так распорядилась судьба.

Салли сделала в точности то, что сказал ей Харпер: постаралась ни о чем не думать и закрепила один за другим все болты – час работы, тянувшийся целую вечность. А затем вернулась на корабль, где ее молча ждали четверо коллег, и проплыла мимо, ничего не сказав. Вернулась в центрифугу, к себе в ячейку, и задернула штору. Она спала и бодрствовала одновременно. Думала обо всем и ни о чем. Ужас случившегося укоренился в мыслях – в бессознательном, в подсознании, в сознании; просочился повсюду, словно межзвездное пространство. Губительная, ледяная, клокочущая тьма была и небом, и землей, окружая корабль безжалостным равнодушием. Людям тут было не место, опасность угрожала отовсюду.

В конце концов Салли перестала убегать от страха и позволила его болезненному пульсу слиться с биением собственного сердца, позволила ужасу накатывать и отступать в такт дыханию. Страх встроился в ее тело, стал неотъемлемой частью. Салли поняла, что никогда уже не будет чувствовать себя в безопасности.

Случившееся разбудило в подсознании что-то глубоко потаенное. Больше не подчиняясь обычному течению времени, мозг начал заново проигрывать все самые тяжелые события ее жизни. Вот аэропорт, Джек уносит Люси. Салли видит ее крошечное, похожее на сердечко, личико, ее прощальный взгляд. В тот день Салли бросила семью и уехала в Хьюстон. Она надеялась, что после разлуки жизнь наладится, хотя в глубине души прекрасно все понимала. И тем не менее решила лететь. Когда она садилась в самолет, на воротнике ее рубашки еще подсыхали дочкины слезы.

Накануне первого полета в космос Салли снова попрощалась с родными. К тому времени Джек подал на развод. Люси росла не по дням, а по часам – уже разговаривала длинными, сложными предложениями; ее светлые волосы начали темнеть, а невинная доверчивость во взгляде – таять. И когда Салли попыталась ее утешить дежурными фразами вроде «Ты оглянуться не успеешь, а я уже вернусь», – девочка сердито нахмурила бровки.

Затем пришло время вернуться. Салли позвонила в дверь дома, который когда-то считала своим, и ей открыла… Как-там-ее-зовут. Вообще-то, Салли прекрасно знала, что женщину звали Кристен. Эти семь букв навсегда отпечатались в ее мозгу, словно неудачная татуировка. Дочка сидела на коленях у Как-ее-там, а потом неохотно пошла с родной матерью в кино. Джек закатил глаза, услышав, что Салли в понедельник должна быть в Хьюстоне. Джек, его новая жена и Люси сидели рядышком на диване, а она, Салли, уходила, понимая, что о ее родных теперь есть кому позаботиться, что теперь они кому-то дороги, любимы кем-то другим, – и ничего тут не поделаешь. Ее заменили, и замена получилась во всех отношениях удачная. Салли знала: такой хорошей матерью и женой ей никогда не стать.

Товарищи по команде не оставляли Салли одну. Они подходили к ее спальной ячейке, пытались достучаться… Их голоса звучали будто издалека. Когда Харпер и Тибс осмелились отодвинуть штору, Салли смогла проронить только одно слово: «Завтра». Больше всего она хотела, чтобы день, наконец, закончился, и следующий пришел ему на смену. Это был единственный способ скрыться – не от дня самого по себе, а от мгновения тишины между светом и тьмой, в котором Салли застыла, вцепившись в антенну, а Деви умирала у нее на глазах.

Салли не хотела отталкивать своих коллег, своих друзей. Она видела отголоски боли в их плотно сжатых губах, в складках у переносицы. Но ничего, кроме «завтра», ответить не могла. День переполнился – в нем никому уже не было места.

Будильник пропищал как обычно. Салли сразу поднялась, несмотря на бессонную ночь. Она не знала, что делать, но и прятаться вечно не могла. У команды оставалась работа – нужно было настроить антенну, из-за которой все и случилось.

Салли переоделась в чистое, застегнула комбинезон. Пробежавшись пальцами по нашивке на груди, нащупала первую букву своего настоящего имени, которым не называл ее даже Джек. Еще с колледжа все звали ее по фамилии, доставшейся от матери, – Салливан. Коротко – Салли.

Закрыв глаза, она вспомнила нашивку с инициалами Деви: три белые буквы на винно-красном фоне: «Н. Т. Д.». «Н» значило «Ниша».

– Ниша Деви, – прошептала Салли.

Затем повторила снова. И снова. Как мантру – или молитву?

На кухне сидел Тэл – ел овсянку прямо из герметичного пакетика, в которых хранилась большая часть их продовольственных запасов. Жесткие курчавые волосы стояли дыбом – точно так же, как в невесомости.