Мария Артемьева - Избранные. Космохоррор [антология]

Эти животные… Я пришел в грузовой отсек, когда они жрали его, моего бедного пса. На полу валялась его шкура и внутренности, а чуть поодаль сидела эта троица и грызла сырое мясо. Бедный бедный Бесник… Я, кажется, заорал, а затем подбежал и врезал одному из них по голове своим металлическим прутом. Этот гад, Альберт, вскочил на ноги и бросился на меня с каким-то острым обрезком, но я изловчился и вогнал прут прямо в его грязную пасть, так, что один его конец вышел из затылка. Третья сволочь убежала, а я остался здесь, не в силах бежать следом. Из коридора слышны шаги — наверное, идут люди из капсульного.

Звери… Как же быстро человек опускается до зверя. Оставшийся в живых безопасник, Кирилл, действительно привел народ из капсульного. Я-то думал, они пришли порицать меня, судить за то, что я забрал две человеческие жизни за одну собачью. Но нет, они пришли за тем, что осталось от пса. Бледные, худые — словно провели без еды не три недели, а несколько месяцев — они медленно обступили меня, загородив останки Бесника. Олег, когда-то мой хороший приятель, а ныне заросший худосочный старик, сказал, что они заберут мясо, так или иначе. Кирилл караулил меня с ножом в руках, пока остальные собирали куски собаки. Я видел на их лицах оскалы — идиотские, желтозубые, вонючие улыбки, как будто внутри у них скрывалась одна лишь гниль. Они собрали Бесника и ушли, а я остался один, в окружении двух трупов и черной шкурки моего бедного мальчика.

Я не хочу возвращаться в свою кладовую, не хочу доживать последние свои дни в компании этих нелюдей. Я хочу просто лечь и умереть. Думаю, это моя последняя запись. Очень жаль.

«Экспериментальное био-реакционное устройство, предназначенное для производства субстрата на основе произвольного органического материала» — вот что, оказывается, мы с собой везли, вот что значилось в сопроводительной инструкции. Идиоты! Какие же мы все идиоты в том, что не додумались как следует изучить содержимое грузового отсека! А может, кто-то и вспомнил об этой машине, но тогда еще было слишком рано для самых темных мыслей… Не важно. Это устройство — серебристый матовый куб, около двух метров в ребре, с несколькими лотками и управляющей консолью — покоилось под тентом в глубине отсека, заряженное и готовое к работе. Произвольный органический материал. Какой может быть органический материал на нашем корабле? Я собрал остатки кишок Бесника и погрузил их в приемный лоток. Думаю, изначально машина предназначалась для вторичной переработки растительного сырья, но я решил, что терять все равно нечего и выбрал на консоли тестовый режим. Синтез прошел практически беззвучно — куб лишь немного вибрировал, словно переваривая данное ему угощение. А затем консоль загорелась зеленым и второй лоток распахнулся, демонстрируя результат работы — темно-бурую горку мягкого, желеобразного материала, отдаленно напоминающего студень. Переборов отвращение, я попробовал это на вкус, зачерпнув рукой. Господи. Пресное и склизкое, но вполне съедобное. Мыча от удовольствия, я съел все, что было в лотке и вылизал его поверхность. Тело забило в ознобе — оно как будто проснулось после долгого сна, почувствовав в желудке хоть что-то, кроме дистиллированной воды. Я ощутил подлинное счастье, я заплакал слезами радости, даже не думая о том, что послужило основой моего спасения!

Но сейчас сознание вернулось и в голове есть лишь один вопрос — стоит ли рассказывать остальным, стоит ли делиться с ними этой находкой? Количество субстрата, произведенное из кишок Бесника, было откровенно небольшим — я съел все за один присест и не наелся. Мне противна сама мысль об этом, но, кроме собачьей шкуры, остаются лишь Альберт и Глеб — но я понимаю, что даже их обоих не хватит на всех нас, особенно если эффективность устройства будет на том же уровне.

Кроме того… Если честно, то я не хочу, чтобы они выжили. Из капсульного доносятся крики и визги — я представляю, как они дерутся за последний кусок собачьего мяса, вырывая его друг у друга прямо изо рта. Уверен, вскоре они придут меня проведать, хотя бы для того, чтобы забрать остатки воды, так что нужно решать быстрее.

Я заперся в грузовом отсеке, как только услышал шаги, доносящиеся из коридора. Решение, над которым я размышлял пару часов, пришло мгновенно, как только до меня донеслись эти шаркающие звуки. Ничего они не получат, пусть подохнут, все. Пусть сожрут друг друга.

Я слышу, как они стучат по дверям — кажется, чем-то тяжелым. Тихое бормотание — может, Олега или Кирилла, а может, чье-то еще.

Отволок Альберта и Глеба в противоположный угол отсека и прикрыл тентом. Сейчас заберусь в кабину погрузчика и немного посплю. Впервые за столько дней я чувствую хоть какую-то сытость в желудке, чувствую как она разливается по всему телу приятным теплом.

Вчера проснулся от голода. Как мне показалось, еще более сильного, чем после криосна. Все мысли были только о моих запасах органического материала — о том, каким образом мне отделить часть, размером подходящую для лотка субстратной машины. Долго бродил по отсеку в поисках чего-то, что могло бы заменить топор. Нашел лопасти турбины для движка буровой колонны, обмотал ось крепления куском брезента и вышло некое подобие тесака.

Решил начать с Альберта. Провозился, наверное, часа три, но удалось отделить подходящий кусок руки. Тела покрылись темно-зелеными пятнами и уже источают запах. Отвратительно, но куда деваться?

Честно говоря, я не ожидал, что субстратная машина переработает весь материал, включая кости, но, когда процесс завершился, в приемном лотке было пусто. Сама пища вышла более плотной, чем в прошлый раз — видимо, из-за иного характера органики. Люди из капсульного больше не приходили.

Господи, что же я делаю? На что иду ради своего спасения? Ведь не голод заставляет меня отделять часть за частью от этих тухлых туш, но скорее понимание того, что это — единственный путь к жизни. С другой стороны, разве не должен я всеми силами следовать стремлению выжить?

Мне одиноко.

Не знаю, жив ли я, либо все это — просто мой посмертный бред? Я уже давно не понимаю, кто из них Альберт, а кто — Глеб. Осталось немного. Должно быть, в отсеке царит отвратительная вонь, но, отчего-то, я ее не ощущаю. Или мое обоняние уже принимает за данность эту смесь гнили, немытого тела и содержимого туалетных ведер?