Сергей Лукьяненко - Знание - сила: Фантастика. 2006-2010

— Да что ты, баб Кать, он же никогда грозы не боялся.

— Так грохнуло-то как! У меня самой аж сердце зашлось.

— Ой, ну что же делать? Потеряется ведь! — Наташка закусила губу, с надеждой оглядывая двор. — Амур! Амур!!

— Ты беги, матери скажи, вместе и поищем.

Первые крупные капли дождя застучали по листьям. Наташка кинулась домой. Екатерина Ивановна поднесла к глазам обрывок ошейника и, протерев бляшку, долго на нее смотрела.

«АМУР»…

— Поискать мы, конечно, поищем, — прошептала она, — все тебе легче будет, дочка.

Полосатый зверь умирал. Он лежал на боку и старался не смотреть на тушу огромной птицы, что поедали сейчас его сородичи. Он помнил, как первый бросился на фороракоса, как получил когтем в брюхо. Зверь знал, что будет дальше, но ни о чем не жалел, был спокоен и почти доволен.

Послышалось негромкое рычание и повизгивание. Зверь повернул морду. Несколько таких же, как он, остромордых и полосатых, опоздав к пиршеству, подбирались теперь к нему, поблескивая в клочьях утреннего тумана маленькими черными глазками. Ну, вот и все. Зверь приподнялся на передних лапах, оскалил зубы и пополз навстречу.

И все же он был доволен. Он знал, что за миллионы лет отсюда все обошлось, и был спокоен и доволен.

●●●●●●●●●●●●●●●●●●●●●●●●●●●●●●●●

ОБ АВТОРАХ:

Андрей Евгеньевич Николаев родился в 1958 году в Москве.

С детства мечтал попробовать себя в литературе, однако жизнь распорядилась по-своему. Работал на заводе, в компьютерной индустрии, торговле. Первый успех на писательском поприще пришел к Андрею лишь в 2004 году, когда он стал дипломантом конференции Роскон. Автор романов «Русский экзорцист», «Руша оборотня» (совместно с А. Прозоровым), «Черное таро», «Золотые врата», «Врата Атлантиды» (все три в соавторстве с О. Маркеевым), «Охота на охотника», «Счастливчик Сандерс», «Правило русского спецназа» (все три в соавторстве с Р. Злотниковым, цикл «Вечный»), «Точка отсчета». Рассказы Николаева неоднократно публиковались в жанровой периодике и входили в состав тематических сборников.

22 февраля 2006 года Андрея Николаева не стало.

Сергей Владимирович Чекмаев родился в 1973 году в Москве.

Образование высшее техническое. Литературной деятельностью серьезно решил заняться в конце 2001 года. На сегодняшний день в творческом активе автора фантастические романы «Везуха», «Анафема», «Носители Совести» и «Бремя стагнатора», сборник романтической прозы «Лебедь на обложке», а также более 90 публикаций в российской, американской, германской, французской, греческой и украинской периодике. Постоянный автор журналов «Наука и жизнь», «Смена», «Мир фантастики», «Чайка». Рассказы включены в десять тематических сборников и антологий фантастики. Дважды — в 2003 и 2004 годах — становился дипломантом конференции Роскон. Лауреат премии «Бесобой» (2006) за литературную мистику и специальной премии от Союза православных граждан России (2006). С 2005 года состоит в Союзе журналистов России и Международной журналистской ассоциации.

Вот и настал день, когда впервые за без малого три тяжких года просияло светлое Pa-солнце. Дважды: посредь хмурного дня — на несколько сердечных туков глянуло в прогалину оболока, никто с перепугу ни «ура», ни «хай» крикнуть не успел, стояли, головы запрокинув, как мраморные грецкие бабы, — а много после — подлегло под край того оболока и в жёлто-алом сумраке опустилось-легло медленно-медленно за синие Окоёмные горы. Тут уж накричались вдосталь…

И радостно кричали, и горестно.

Тем вот и хуже гельв нечистого, что нечистый месяц скрадёт, почухает-почухает, да и бросит, — а гельв подлый солнце-pa унёс — и как бы не навсегда.

Для многих-то так и вышло — что навсегда. Сколько уж легло во глубокие рвы, не дождавшись возврата пресветлого — и русов, и урусов, и многих тарских да востоцких племён людей-коневодов, что жили в кошмовых домах по ту сторону Ородной Руины, Общей Горы, где дарованы были в незапамятные тёмные годы тёмным же да розным племенам законы родства. И сказано: сколь будет стоять гора, столь пребудет и родство.

И вот нет вам ни Руины, ни законов…

Густится, клубится тьма. В душах людских тьма, не в небесах. В небесах днями висит мерзкая хмарь, бросает снежок, а когда скопляется ночь, то пускают гельвы огненных змей, и виднее всё округ становится, чем в хмарый полдень.

Десятский Мураш стоял второй за сегодня срок в башенке над вратами — и пьян-счастлив был, что оба загляда пресветлого Ра на бдения пришлись его, а не на сон. Досадовал, ох и досадовал бы, обернись иначе. Ничего, что ветер поднялся, к ветру и спиной можно повернуться, бараний кожух проймёт не враз. Холодный ветер, льдистый. Позёмку несёт, чьи-то следы по лесам заметает… Лето началось, да. Но вот уж и темь наползла небесная, и змеи трёхглавые огненные, мертвенного блеска, под облаками полетели, и холод пробрал ноги и спину, заставив дрожать и зубами лязгать, а друг-заменщик не шёл и не шёл.

Уже пять десятков раз думкнула обтянутая кожей бочка в Царской башне. К шестому счёт шёл. Тогда только увидел Мураш, как слева, от Ясных врат, по скорбной тропе движутся кучкой несколько теней. Змеи мертвосветные их высветили… Никого не несли на руках, а значит — или занемогли сыпью горячей, или — пришлые. Мураш вёл их взглядом. Скрылись за поречью…

Вот и шесть десятков минуло. Кто же там при бочке? Старый пешка Бобан-безгласый? Ленится Бобан, не ходит вкруг башни, а по-у бочки стоит да сердечные туки считает — благо, грамотный, умом умелый. Две сотни насчитал — думкнул по бочке. Ещё две сотни — снова думкнул.

Царь про то знает, но не сердится на Бобана. Дурная голова, мол, ногам покою не даёт, а умная, противу того, ногам помогает… Царь умных привечает-любит, на то и имя ему — Уман.

Пришёл наконец сотенник Рудак, сумрачный, как туча дневная. С ним пешка незнакомый. Сказал сотенник опасное слово, ответ услышал — кивнул.

— Пойдём, Мураш, — сказал.

— Чего так долго-то? — стараясь зубом не клацнуть, выдавил Мураш. Снял кожух, отдал пешке.

— Плохо всё, — голову в плечи втянул Рудак, будто это он лишних полсорока́ на морозе отстоял. — Городец Брянь — слышал такой?

— Ну?

— Так нет того городца…

Мал был городец, да дорог: с полуденных перевалов тропы стерёг, прям под ним они сходились — три. Оттуда к Бархат-Туру дорога мостовая шла… Не беспокоили городец всё время долгой гельвьей зимы, так и казалось, что минует его казнь. Перевалы снегом забиты таким, что верхового с конём и апостолой скроет. Но дождались вот налёта татского, воровского…