Ёсики Танака - ЛоГГ. Том 4. Военная хитрость

— Я посмотрю, что я смогу сделать, — резковато ответил Юлиан, что заставило его чувствовать себя ещё больше не в своей тарелке. Он не мог не думать, что переусердствовал.

— Кстати говоря, насчёт покупок, — юноша сменил тему и поджёг фитиль на своей бомбе. — Я обеспокоен слухами о том, что имперцы купили право прохода через коридор вместе с независимостью Феззана.

— Прошу прощения?

Это был избитый способ отвечать вопросом на вопрос. Юлиан последовал этому примеру, перефразировав свой. Феззан хочет продать Империи свой коридор как товар?

— У юного мичмана богатое воображение! Продать независимость Феззана, да ещё Империи! — голос мужчины дрожал от смеха. — Хотите сказать, что имперский флот пройдёт через Феззанский коридор и вторгнется на территорию Союза? Нет, история, конечно, отличная, но… — человек перешёл на проповеднический тон: — Разве это не слишком надумано? Феззанский коридор — это настоящий океан мира. Через него проходят только пассажирские и торговые суда. Военным же судам нет сюда хода.

— И кем же это установлено? — не слишком вежливо спросил Юлиан.

— Кем установлено? — переспросил мужчина, попытавшись рассмеяться, но ему это не удалось.

Остальные собравшиеся вокруг них поняли, что юноша спрашивает всерьёз. Стоя среди напряжённых взглядов, Юлиан поднял голос, чтобы его услышали все.

— Если люди установили закон, люди могут его и отменить. Учитывая то, как агрессивно действует герцог Райнхард фон Лоэнграмм, мне не кажется, что он собирается следовать всем старым традициям. И я никогда не слышал, чтобы император сбегал со своей родины.

Аудитория ошеломлённо молчала.

— Герцог Лоэнграмм спокойно нарушает традиции и неписаные законы, чтобы побеждать и завоёвывать. Не думаю, что кто-то может поспорить с этим утверждением.

Начались тихие перешёптывания. Даже если у кого-то и были возражения, он не решался озвучить их.

— Предположим, что у герцога Лоэнграмма действительно есть такие амбиции. Однако я сомневаюсь, что люди Феззана так легко продадут свою гордость.

Юлиан говорил небрежно, но сердце его трепетало. Не зная, как будет воспринята его провокация, он плавал в тёмных водах.

Стройный молодой человек, беседующий с соседней группой, бросил острый взгляд на юного почётного гостя.

«Какой проницательный мальчик, — подумал помощник правителя Руперт Кессельринг. — Тем не менее, было странно, что юноша сам пришёл к такому выводу. Наверняка за ним стоит Ян Вэнли.»

Кессельринг коротко поклонился своим собеседникам и перешёл к группе, окружавшей Юлиана. Не прошло и минуты, как он уже стоял рядом с ним, готовый взять в свои руки управление беседой.

— И всё же, даже в этом случае Феззан, продающий свою независимость Империи — это слишком уж смелое предположение, вам не кажется, мичман?

— Правда? Я не думаю, что независимость, пусть даже формальная независимость, является высшим приоритетом для Феззана.

— Но близок к тому. Не стоит недооценивать этого, мичман Минц.

То, как Руперт Кессельринг сделал акцент на имени Юлиана, вызвало у того дрожь. Его презрительное превосходство распространилось в воздухе.

Между Кессельрингом и Юлианом было семь лет разницы в возрасте, но другой разрыв был ещё больше — не в интеллекте, а в независимости. Молодой помощник Рубинского видел, что Юлиану всё ещё не удалось уйти из-под направляющей его руки Яна.

К счастью, в этот момент вмешался капитан Виола, своим громким классическим голосом рассеяв ядовитую атмосферу.

— Мичман Минц, вы пришли сюда познакомиться со всеми, а не спорить. Вы забыли своё место? Я приношу всем свои извинения. Прошу не сердиться на нашего нового атташе. Боюсь, он позволил юношескому пылу взять верх над собой.

Иногда даже подобный снобизм мог быть эффективным. Заиграла музыка, и пустые разговоры вновь вспыхнули между гостями.

Руперт Кессельринг вздохнул, сидя на водительском сиденье своего лэндкара. Вздох был вызван скорее алкоголем, растёкшимся по его венам, нежели реакцией на разочарование. Интерьер машины был тусклым, освещённым лишь светом четырёхсантиметрового экрана его визифона, на котором всё ещё светилось лицо энергичного лысого человека, слушавшего рассказ Кессельринга о прошедшем приёме: Адриана Рубинского.

— Всё это может означать лишь то, что Ян Вэнли, по всей видимости, разгадал стратегию имперского флота. И что теперь?

— Даже если это правда, он ничего не сможет поделать.

— Разве?

Кессельринг притворно рассмеялся, но и сам никак не мог вытащить муху подозрения из супа своего разума. Мичман Юлиан Минц не представлял проблемы, но он не был настолько самонадеян, чтобы хоть на миг отвернуться от Яна Вэнли.

— Как бы то ни было, этот мальчик действительно произнёс несколько весьма определённых слов на приёме. Конечно, все были пьяны, но мне интересно, многие ли вспомнят сказанное им утром. И если их интерес превратится в политические спекуляции, то что тогда?

— Слишком поздно. Какие бы сомнения их не охватили, нет времени что-либо предпринять. Я бы не стал беспокоиться об этом.

Выключив визифон, Руперт Кессельринг ещё некоторое время продолжал смотреть на него, а потом пробормотал себе под нос:

— Даже если я беспокоюсь, то не о тебе.

Выйдя из лэндкара на улице Кобург, Руперт Кессельринг быстрым шагом вошёл в старое здание. Бесполый механический голос подтвердил его личность. Голые бетонные ступени, ведущие под землю, были крутыми, но идеальный контроль над скоростью движения удерживал его от того, чтобы споткнуться. Коридор сделал поворот, за которым Кессельринг упёрся в дверь. Когда он открыл её, то его тело оказалось омыто болезненным оранжевым свечением. Он посмотрел вниз на фигуру, скрючившуюся на диване, словно умирающее животное.

— Как вы себя чувствуете сегодня, епископ Дегсби?

В ответ раздался жалкий хрип. Уголок рта Кессельринга поднялся в насмешливой улыбке. В плохо проветриваемой комнате носился пьянящий дым.

— Алкоголь, наркотики, женщины… Вы потворствовали каждому существующему греху, несмотря на то, что вы религиозный человек, проповедующий воздержание. Интересно, отнесётся ли со снисхождением его святейшество Великий Епископ Земли к вашей распущенности?

— Это ты заставил меня принять наркотики! — прохрипел молодой епископ. Капилляры в его глазах полопались, создавая впечатление, будто бледные радужки плавают в красном море. — Разве не ты подсыпал мне их, а потом толкнул в бездну разврата?! Богохульник! Со дня на день настанет время, когда ты осознаешь глупость своих действий!

— Так сделай это со мной! Что это будет? Молния с чистого неба? Или, может быть, метеорит?