Сергей Синякин - Марсианская роза [сборник]

Еще более меня обеспокоило сообщение о нештатных полетах на Марс. Неизвестный планетолет не мог принадлежать частной компании, межпланетный корабль — это признак государства, причем государства достаточно богатого, чтобы потратить деньги на космический проект, и имеющего соответствующие кадры, чтобы планетолет построить. Такие государства пока еще можно было по пальцам пересчитать. Китай был в их числе.

— Будем надеяться, что все будет хорошо, — сказал Бакунов. — Зашифрованную информацию о генерале Панове и тех работниках Таможенного комитета, о которых ты мне сообщил, я уже отправил по своему каналу в спецкомитет ООН. Думаю, там примут нужные меры.

— Все это хорошо, — сказал я. — Думаю, Дмитрий, группу Луки, что крутится среди нас, можно будет брать прямо сейчас. Надеюсь, что при их аресте мы соберем достаточно информации, чтобы предъявить им обвинение в организации убийства двух сотрудников звездной полиции. А это в свою очередь развяжет нам руки в применении «красного» детектора. Мы получим интересную информацию, она поможет в работе.

— Только не сейчас, — сказал Бакунов. — Яне буду объяснять, но думаю, пока мы должны внимательно смотреть за ними. Не более.

— Надеешься на свои козыри? — догадался я.

— Всю козырную масть себе не сдашь, — сдержанно сказал Бакунов. — но будем надеяться, что и того, что при раздаче досталось, для дела хватит.

«Клинское» и в самом деле было хорошим.

— Лука, — сказал я. — Ты у нас, конечно, бугор, я не спорю, и мозги у тебя варят, и характер такой, что с тобой лучше не спорить… Но почему ты за моего друга Луи мазу держишь?

И какая тебе разница, что с ним будет. Я так понял, что тебе же лучше станет, если он исчезнет, некому тебя топить будет, если туган наступит. Я ведь тоже не дурак, прикинул, что и к чему.

— Молчун, — сказал Лука. — Я тебя понимаю, но ты ведь не только уши развесил, ты еще и язык вывалил. Мы ведь не в тайге и не в пустыне Сахара, вокруг люди живут.

«Рано», — отметил я, но все-таки продолжил:

— Мне по барабану. Ты же понимаешь, Лука, если я для себя решил, кабанчик недолго хрюкать будет. Поэтому, если ты за него мазу держать взялся, причины скажи, если что-то серьезное, то и я пойму, отсрочку моему другу выпишу. Только не слишком долгую, нет у меня резонов на Марсе весь срок торчать.

Тут у нас с Лукой тонкость своя была: и объясниться требовалось, и прямо говорить ничего нельзя было — где гарантия, что тебя не слушают?

Лука прикончил баночку, с сожалением тряхнул ею у уха.

— Маленькие какие, — с явным сожалением открыл другую. Сделал глоток и предложил:

— Ну, если тебе так хочется, пойдем, Молчун, погуляем, я тут одно местечко знаю, там можно без опаски языком чесать, а то я, когда непонятки какие случаются, теряться начинаю. Да и ты уже достаточно знаешь, наверное, пора и остальное узнать, может, тогда ты по-другому считать станешь. Тем более что завтра тебе туда смотаться придется, мне отсидеться немного надо.

— Ну, мотонарты я гонять умею, — сказал я, когда мы вышли в коридор.

— Не в этом дело. Если ты своего должника грохнешь, мы все на бобах останемся. А я, Молчун, устал, я на Адриатику хочу, девок за сиськи подергать, на песочке наколки прожарить.

— Наколки твои я заметил, — сказал я. — Знаю, кто такие вещички бродягам колет, хороший специалист. Только он сейчас на песочке Мангышлака загорает. И долго еще ему там загорать, если когти не подорвет и кореша ему не помогут.

— Наблюдательный ты человек, Молчун, — сказал Лука и по плечу меня дружелюбно хлопнул. — Только я Живоглоту помочь ничем не могу, я ведь зону на штурм брать не буду, а корешей в судах, что за него слово держать стали бы, у меня нет.

— Да я не о том, — кивнул я своему марсианскому кенту. — Просто знаю, что Живоглот абы по чьей коже не работал, ему уважение надо было обязательно к человеку иметь. А раз он тебя работал, значит, уважал. А я авторитетное мнение уважаю, Лука.

— Да, братишка, — Лука снова хлопнул меня по плечу. — Скажу тебе так, братан, крепко ты мыло между ягодиц держишь!

Не нравились мне эти похлопывания. Вроде бы дружелюбные, но было в них что-то такое, что заставляло меня постоянно держаться в напряжении.

— А ты, я смотрю, бродяга со смыслом, — сказал Лука, и толкнул дверь.

Мы оказались в маленькой тесной комнатушке без окон. Только трубы какие-то из пола выходят и по стенам расходятся, а на них вентили и надписи красной краской на английском языке.

— Вот здесь и поговорим, — сказал Лука, усаживаясь на трубу.

Я сел на соседнюю.

— Значит, насчет Луки ты уже все решил? — спросил Лука. — Обратки не может быть?

— Ну зачем воду в ступе толочь? — сказал я. — Не стоит, Лука. Если я решил, значит, назад пятками не пойду. Считай, этому Луи деревянный макинтош обеспечен, пусть и полированный. Если он тебе нравится, можешь в его похороны вложиться, только подозреваю, немного у тебя компаньонов будет.

— Это точно, Молчун, — скривился Лука. — Редкостная гнида, твой закадычный дружок. Он ведь меня с собой зачем-то потащил. Я видел, как он звездаря мочил. Веришь, мускул на морде не дрогнул.

— А бабу?

— А бабу не мы, — не удивился вопросу Лука. — Не знаю, кто ее и за что, сам удивился, когда утром кипеж поднялся.

Он посидел, похлопывая ладонью по колену, подумал немного и глянул на меня. Остро так посмотрел, целяще.

— Ты пойми, — сказал он. — Бабки нам через Луи должны прийти, мы сами тут на подхвате. Ты уж потерпи недельку, а? Сам понимаешь, когда на него все замкнуто…

— А ты веришь, что он деньги отдаст? — спросил я. — Сам же сказал — гнида.

Лицо у Луки стало такое, что лучше в него не заглядывать.

— Попробует кинуть, — он дернул рукой, словно нож в ней был зажат, — я его сам на ремни порежу. Я его, суку, хируде скормлю!

Про хируду я пока расспрашивать не стал, хотя чувствовал, что веротанид уже начал действовать.

— Слушай, Лука, — сказал я, — а почему нам алмазами не взять? А улететь постараемся, когда контрактников «Фана» на обратный рейс не будет. Ты же знаешь, старателей, тех — да, шмонают крепко, а на косморабочих сквозь пальцы смотрят, знают, что у них блоха в кармане, вошь — на аркане. А алмазы провезти легко, я уж знаю, да и тайник в багаже легко оборудовать, ты уж поверь.

Тут Лука сморщился весь, словно говорить не хочет, а веротанид, который он с пивком проглотил, его к откровенности подталкивает. А потом вдруг решился. Как в воду нырнул.

— Ладно, — говорит, — Молчун, с другими я не откровенничал, а тебе скажу, нравишься ты мне, чувствую я, что с тобой кашу варить можно. Нет никаких алмазов, а есть такое…

И рассказал мне такое, что я долго сидел с открытым ртом и чувствовал себя круглым дураком. Ну не мог я поверить в такие сказки!