Сергей Синякин - Марсианская роза [сборник]

Мы приняли решение похоронить убитых преступниками работников на Марсе.

Конечно, у этого решения было много противников, а у погибших на Земле остались родственники, которые не поняли бы нас и не поддержали в этом вопросе. Однако принятое нами решение имело свои резоны. Подготовка к похоронам заняла бы наших людей, которые хотели действовать, и недоумевали отсутствию приказов со стороны начальства. Кроме того, — пожалуй, это было еще более важным, — появление на планете первого кладбища ознаменовало бы факт, что человечество утвердилось на Марсе и никогда с него не уйдет.

На открытии первого на Марсе кладбища присутствовало почти все население Марсополиса. Равнина, освещенная далеким Солнцем, была заполнена людьми в скафандрах. Обелиск вырубили из цельной гранитной глыбы, которую перенесли к месту захоронения грузовозом. На обелиске было выбито изображение Солнечной системы, а ниже надпись: «PRIMUS INTER ASTRAS!». Выражение было более чем спорным, но я промолчал.

Когда обелиск накрыл вырубленные в базальте могилы, а люди разошлись, я долго стоял рядом с новой возвышенностью, появившейся на Марсе. Грустные, очень грустные мысли одолевали меня.

Вот и первые могилы на Марсе появились.

Скоро появятся другие.

И я вдруг подумал: вот по чему надо искать следы исчезнувших инопланетных цивилизаций — по захоронениям. Любой разумный род оставляет на своем пути столько могил, что их никак нельзя не обнаружить. Между прочим, чаще всего мы изучаем человеческую историю именно по захоронениям, почему надо делать исключение для инопланетян? Ведь мы так похожи друг на друга именно этим — мы живем и умираем, и смерть является неизменным атрибутом нашего существования.

Однако философия философией, а работы нашей никто не отменял.

Поскольку на поверхности Марса во время убийства Гехта и Анны находились двое косморабочих, я приказал Вернону вызвать их и допросить о том, что они видели. Надо было создать у Луки и его товарищей впечатление, что это мы делаем формально, что все давно известно, что убийца купола не покидал, а потому нами был своевременно задержан. Арестованный нами Танжер, для которого мы слепили неуклюжую легенду об аварии, должен был успокоить преступников. Они ведь отлично знали, что Танжер купола не покидал, следовательно, не могли не понимать, что он задержан за убийство.

Луи Дефлера арест Танжера мог взволновать, а Луку — не слишком. Он ведь хорошо знал, что Танжер игрался «в темную». И тут я подумал, что если генерал Панов передал Дефлера и Луку на связь Танжеру именно как агентов спецкомитета ООН, то у него наверняка будут заведены на них соответствующие карточки. И Панов, таким образом, получает возможность оправдаться — не он все организовал, его обманули недобросовестные агенты. Но это лишь при условии, что у нас не будет ни Дефлера, ни Луки, способных дать показания на него. Для себя я сразу пометил, что Дефлер и Лука нам нужны живыми. Данные на Дефлера у нас уже были, а на Луку этого мы вели активную разработку. Не знаю, от кого и за что этот человек получил свое прозвище, но в жизни он был Кседисом Мариполюсом, греком по происхождению и уроженцем Германии. Ему было тридцать четыре года. Биография у него оказалась занятная и изобиловала большим количеством белых пятен. Судя по анкетам, он окончил школу-интернат для эмигрантов в Лотарингии, однако свободно говорил на немецком, русском, английском и испанском языках, немного владел польским. За спиной имел две судимости, каждый раз выходил на свободу, не отбыв и трети полученного срока. И судимости у него были выразительные. Первый срок он получил за участие в подготовке убийства папы римского, а второй — за участие в покушении на муллу Аббаса в Палестине. По одним оперативным данным он входил в катакомбную Сатанистскую церковь, по другим — был яростным атеистом. Никогда не был женат, близких родственников не имел, в интернат попал после гибели родителей, разбившихся на личном самолете семьи, из чего можно было сделать вывод, что родители у него были весьма состоятельными, только непонятно, куда это состояние делось и почему юному Мариполюсу не досталось. Мы по этому поводу делали запрос на Землю, но ответ еще не пришел. Меня успокаивала мысль, что запрос этот никак не мог попасть на стол генерала Панова — нас он не курировал, мы подчинялись непосредственно первому заместителю начальника Управления Дьердю Кошвицу, но кто знает, насколько на Земле простиралось влияние Панова?

Неожиданно Дмитрий Бакунов сказал, что хочет побеседовать с Лопатиным сам, но не возражал против моего присутствия при этой беседе. Мне это не понравилось. Но возражать я не имел права — Бакунов имел особые полномочия.

Я дал инструкции Вернону Густицки по допросу Луки. Лука должен был выйти от нас в полной уверенности, что оба убийства мы вешаем на Танжера. Он нам был необходим в дальнейшей игре. Сам я прошел в свой кабинет, куда должны были пригласить Германа Лопатина. Меня разбирало любопытство — на чем собирался построить свою беседу Бакунов, что он мог сказать этому негодяю, чтобы сделать его душу податливой к нашим словам?

Герман Лопатин по кличке Молчун вошел в кабинет, не спрашивая разрешения, сел на стул и развязно уставился на нас.

— Слушаю вас, начальники, — дерзко сказал он.

— Выгони всех, — тихо сказал Бакунов капитану.

Только Држебецкому он доверял, только капитан мог присутствовать при вскрытии «темного игрока», которым являлся Лопатин.

«Темный игрок» — это агент, на реальную личность которого наложена матрица чужого сознания, и только ведущий агента профессионал знает кодовое слово, которым можно вызвать к жизни эту матрицу. Психофизические характеристики Лопатина были великолепными. Собственная его личность требовала минимальной психокоррекции. Когда он завербовался на Марс, спецкомитет ООН сразу остановился на его кандидатуре. Специалисты поработали с ним во время прохождения медицинской комиссии, и ко времени отлета сознание Лопатина представляло собой две психомодели — самого Лопатина и вышедшего уже на покой Мюррея Энсона, профессионального разведчика, биография которого могла бы вызвать всеобщее восхищение, если бы только стала достоянием широкой публики. Здорово помог тот факт, что Лопатин имел судимость. Психодубль в качестве «темного игрока» удачно участвовал в разработке группы должностных лиц, поставлявших в Приземелье бракованную технику. Жизненный опыт, накопленный психодублем после подсадки, включал и опыт основной матрицы. Но матрица, в данном случае сознание Германа Лопатина даже не подозревало о существовании подсадки. Как они уживались в одной голове, Бакунов не знал — он не был специалистом в психоразведке. В периодах между работами ведущим было сознание Лопатина, его психодублер получал опыт, ничем не выдавая своего присутствия. Бывали случаи, что, сосуществуя в течение длительного времени, личности сливались. И тогда основная модель приходила в спецкомитет и начинала добровольно сотрудничать с разведкой. Абсолютно не понимая истинных причин, толкнувших его на это.