Роберт Хайнлайн - Пасынки Вселенной. История будущего. Книга 2 [сборник litres]

– Наши так не стучат, – сказала она, – а шпики не осторожничают – лупят в дверь изо всей силы. Так что готовься прятаться.

Маккиннон встал возле тайника, которым пользовался накануне, а Матушка Джонсон отправилась на разведку. Он слышал, как она снимает с верхней двери засов, потом раздался ее негромкий, но чрезвычайно взволнованный голос:

– Дейв! Скорее сюда!

У порога лежал Линялый, он был без сознания. За ним тянулся кровавый след.

Матушка Джонсон пыталась поднять его безжизненное тело. Когда подбежал Маккиннон, вдвоем им удалось стащить Мэйги вниз и уложить на стол. Устраивая его поудобнее, они заметили, что глаза Линялого на мгновение приоткрылись.

– Привет, Дейв, – прошептал он, пытаясь выжать из себя что-то похожее на улыбку. – Побили моего туза козырем…

– Помолчи, – оборвала его Матушка Джонсон и едва слышно сказала Дейву: – Бедняга… Дейв, его нужно отнести к Доктору.

– …Не могу… этого… – бормотал Линялый, – …должен… добраться… до Врат. – Голос его оборвался. Пальцы Матушки Джонсон работали безостановочно, как будто жили сами по себе. Маленькие ножницы, возникшие из каких-то тайников на ее необъятном теле, уже разрезали на Мэйги одежду – надо было тщательно его осмотреть. Острым взглядом Матушка Джонсон спокойно произвела инвентаризацию ущерба.

– Работа не для меня, – сказала она в результате, – но прежде, чем мы его понесем, он должен уснуть. Дейв, притащи мне коробку со шприцем из аптечки. Она в ванной.

– Нет, Матушка! – раздался неожиданно сильный, протестующий голос Мэйги. – Лучше дай мне «перечную» пилюлю… там…

– Но, Линялый…

Он оборвал ее:

– Мне действительно нужно к Доктору, но как я до него доберусь, если не могу идти?

– Мы понесем тебя.

– Спасибо, Матушка, – в голосе его послышалась теплота, – я знаю, что вы это сделаете, но полиция сейчас смотрит в оба. Дай мне пилюлю.

Дейв пошел за Матушкой в ванную и, пока она копалась в аптечке, спросил:

– А почему бы просто не послать за врачом?

– Здесь есть только один врач, которому мы доверяем, – это Доктор. Остальные гроша ломаного не стоят.

Когда они вернулись в комнату, Мэйги снова был без сознания. Матушка Джонсон до тех пор хлопала его по щекам, пока он не пришел в себя и не начал ругаться. Тогда она дала Мэйги пилюлю.

Сильнодействующий стимулятор, незаконный отпрыск простой каменноугольной смолы, тут же возымел действие. Внешне Мэйги теперь выглядел совершенно здоровым. Он сел и своими длинными чуткими пальцами стал нащупывать на левой руке пульс.

– Работает как часы, – объявил он. – Моторчик вполне выдерживает такую дозу.

Он подождал, пока Матушка Джонсон забинтовала его раны стерильными бинтами, потом начал прощаться. Маккиннон взглянул на Матушку. Та кивнула.

– Я иду с тобой, – сказал он Линялому.

– Зачем? Это удвоит риск.

– Ты не в той форме, чтобы путешествовать одному. Со стимулятором или без – все равно.

– Черта с два! Мне же придется еще и за тобой присматривать.

– Я иду с тобой!

Мэйги, пожав плечами, сдался.

Матушка Джонсон вытерла покрытое бисеринами пота лицо и расцеловала обоих.

Пока они выбирались из города, путешествие очень напоминало Маккиннону кошмарное бегство прошлой ночью. Выбравшись, беглецы двинулись по шоссе на северо-запад по направлению к холмам. Порой им приходилось с него сходить и прятаться от редкого в эти часы транспорта. Один раз они чуть было не нарвались на полицейский патрульный автомобиль, оборудованный инфракрасным прожектором и почти невидимый в темноте, но чутье не подвело Линялого, и им удалось укрыться за низким заборчиком, отделявшим дорогу от поля.

Дейв спросил, как это Мэйги догадался о патруле. Тот хмыкнул:

– Будь я проклят, если сам знаю как, но думаю, что унюхаю полицейского, даже если его запрячут в стаде козлов.

По мере того как ночь приближалась к концу, Линялый делался все молчаливей и молчаливей. С его лица сошла привычная оживленность, оно постарело и покрылось морщинами – действие стимулятора закончилось. Дейву вдруг показалось, что изменившееся и непривычное выражение лица этого человека позволяет глубже проникнуть в его характер, что маска боли и есть истинная сущность Линялого, а вовсе не та беззаботность, которую он, по обыкновению, демонстрирует на людях. Уже в который раз Дейв задавал себе вопрос, что же такого сделал Линялый, за что суд признал его социально опасным?

Этот вопрос он задавал себе всякий раз, встречая в Ковентри нового человека. В большинстве случаев ответ был очевиден: эти виды психической нестабильности были резко выраженными и сразу бросались в глаза. Вот Матушка Джонсон была для него загадкой, пока сама все не объяснила. Она, оказывается, отправилась сюда вместе с мужем, в Ковентри овдовела, но не захотела расставаться с друзьями, которых успела за это время приобрести. Да и к здешним условиям более-менее попривыкла, так что чего уж теперь менять одну жизнь на другую. Неизвестно еще, какая лучше.

Мэйги сел на обочину.

– Все, малыш, – сказал он. – Я больше не могу.

– Как это не можешь! Я тебя понесу.

Мэйги слабо улыбнулся:

– Нет, я серьезно.

– Далеко еще идти? – Дейв от него не отставал.

– Мили две или три.

– Держись крепче! – Дейв взвалил Мэйги на спину и пошел. Первые несколько сот ярдов дались ему сравнительно просто. Мэйги был легче Маккиннона фунтов на сорок. Однако скоро тяжесть дополнительного груза дала о себе знать. Руки, поддерживающие колени Линялого, занемели. Ребра ныли от груза и неудобного положения седока. Дышать было трудно: Линялый крепко обхватил его шею.

…Осталось две мили – может, больше. Фокус в том, что, когда отпускаешь тело, оно начинает падать вперед, и нога тоже выдвинется вперед, чтобы ты не упал на землю. Это происходит автоматически – и так же одуряюще муторно. А сколько это – миля? Нисколько на ракете, тридцать секунд на машине, за десять минут их проползает стальной тихоход, за пятнадцать – натренированный солдат в хорошей форме. А сколько для тебя, с человеком на плечах по неровной дороге, когда ты уже выдохся?

…Пять тысяч двести восемьдесят футов – бессмысленные цифры! Но каждый шаг уменьшает их на двадцать четыре дюйма. Остаток по-прежнему непостижим – он равен бесконечности. Считай шаги. Считай, пока не свихнешься – пока цифры сами не заговорят с тобой откуда-то извне, и громкое бам!.. бам!.. бам!… от твоих огромных, одеревеневших ног не начнет отдаваться у тебя в голове. Считай их задом наперед, вычитая по два каждый раз… нет, так еще хуже, остаток по-прежнему недостижимое, немыслимое число.

…Его мир замкнулся, он потерял прошлое и не имел будущего. Не осталось ничего, вообще ничего, кроме мучительной необходимости снова и снова поднимать ногу и выдвигать ее вперед. Не осталось никаких чувств, кроме душераздирающего напряжения воли, необходимого для продолжения бессмысленного действия.