Людмила Макарова - Мудрец и король

— Сама, — кивнула Тигуна. — Только с прошлого раза я его еще не перетягивала. У меня Алтунька узорный крючок сперла. А как без узорного крючка я дорожные петли подтяну? Я даже мамке жаловалась, а она сказала, что в сенях этих клубков целая ярмарка. Я посмотрела, а они все серые от времени. А мой — вон какой! Правда, нарядный?

— Правда.

Тигуна хотела добавить «как у принцессы», но вовремя прикусила язык. Почему-то колдун Тайрун начинал нешуточно сердиться, когда Тигуна произносила это слово. Словно в нем чужое заклятие пряталось. Вот чудной! Клубочку, которому цена медяк за ведро в базарный день, (хоть из радуги сплети!) — он радуется. А от мечты шарахается. То обычные цветные нитки, а то Мечта! «Это, наверное, потому что он взрослый, хоть и колдун. Взрослые — они все такие», — вздохнула Тигуна и сочувственно посмотрела вслед своему провожатому.

— Не отставай, Тигуна, мы почти пришли.

За поваленным деревом, перегородившим тропинку, что петляла по лесу вдоль Студеного ручья, виднелось тенистое озерцо, на поверхности которого качались бледно-желтые розетки кувшинок и упавшие листья. Стволы деревьев, отражавшиеся в темном зеркале воды, внезапно изогнулись живыми змеями, переломились и замерли.

Тигуне показалось, что высоко-высоко за облаками, за верхушками деревьев полыхнула прозрачная синяя зарница, и оставив за собой зеленоватый след, утекла в землю. Девочка поморгала, прогоняя плавающие в глазах цветные пятна, и хотела спросить, зачем колдуну Тайруну понадобилась эта прозрачная молния, уж не таким ли способом колдуны вызывают настоящих водяных…И в этот момент она увидела.

По цветам кувшинок пробежала зябкая дрожь. Над неподвижным зеркалом воды рассекла воздух черная трещина, ломаными зигзагами протянулась к земле и расколола ее по ту сторону озера. Причудливые линии точно паутиной затянуло белесой пеленой. Студеный ручей, сбегавший в озеро с обрывистого берега, загустел и потек вниз жидким стеклом. От него повеяло могильным холодом и повалил густой пар, оседавший на деревья снежными хлопьями.

Тайрун, оказавшийся в нескольких метрах впереди, медленно отступил, окутанный призрачным сиянием. Тигуна боязливо выглянула из-за его спины как раз в тот момент, когда в края трещины впились узловатые пальцы, покрытые железной чешуей, и заскребли, точно вертикальный излом служил для неведомого гостя выходом из обвалившейся пещеры, а не висел в воздухе посреди леса. Раздался приглушенный то ли рев, то ли визг, и жуткое существо, закованное в броню, выдернуло себя из черноты небытия на целых полкорпуса, отчаянно дернулось, запрокинуло голову и захрапело, как издыхающая лошадь.

— К-какой страшный… — успела прошептать Тигуна, заворожено глядя на оскаленные клыки, торчащие из широко раскрытого рта, и багрово-алую вязь, украшавшую покореженные нагрудные пластины.

— Ай!

Колдун схватил девочку за руку.

Под ноги ей упала замерзшая на лету птица с распластанными крыльями. Заиндевелые кончики перьев раскрошились о стылую землю. Озерцо мгновенно промерзло до самого дна. Тайрун, продолжая все так же медленно пятиться, тащил девочку прочь. Оказывается, все это время он сыпал вокруг заклинаниями. Но дикий, ни с чем не сравнимый холод, промораживал даже звук человеческого голоса, и Тигуне казалось, что сердце у нее бьется в два раза медленнее обычного.

Но по-настоящему она испугалась только, когда Тайрун грубо дернул ее к себе, не глядя, вложил ей в ладонь путеводный клубок и оттолкнул так резко, что девочка едва устояла на ногах.

— Беги домой во весь дух. Не оглядывайся!

Черная трещина стремительно обрастала по краям острыми как пики сосульками и игольчатыми кристаллами. Из нее с тихим свистом сочился белый туман. Существо билось и корчилось, по сантиметру вытягивая из небытия искалеченное тело. Клубочек в руке — тугой, горячий как уголь и такой лимонно-желтый, что на него больно было смотреть, брызнул на заледеневшую тропинку бледным солнечным светом. Тайрун вскинул обе руки перед собой, и целые тучи тонких игл изморози обрушились на него с заиндевелых деревьев.

— Беги, Тигуна!

Одна из ледяных игл впилась ей в руку чуть выше локтя. Тигуна взвизгнула, отскочила, с размаху швырнула о земь горячий клубок и помчалась за ним по дымящимся проталинам, хватая ртом неожиданно потеплевший воздух.

Когда она смогла кричать, она закричала: «Мама»!

А потом, остановившись на краю цветущего луга крепко зажмурилась и изо всех сил, не помня себя, завопила: «Ньярана»! Словно старая ведьма могла спуститься с небес и, размахивая огненным мечом, отогнать от маленькой Тигуны все свалившиеся на нее беды. Задыхаясь от слез, девочка оглянулась в надежде разглядеть в тени деревьев долговязую фигуру Тайруна и обмерла: в лесу открывалась волшебная дверь! У самой его кромки встала арка из снежных нитей, украшенная черным бисером. От одного взгляда на эту причудливую вязь у Тигуны закружилась голова, в глазах потемнело, а когда она очнулась, то увидела склонившуюся над ней женщину ослепительной красоты.

— А ну-ка, вспомни все, что видела, детка. Все, что с тобой случилось.

Горячая ладонь коснулась лба, и Тигуна снова провалилась в небытие.

— Слушай меня, Тигуна. Не жди своего учителя. Он отдал тебе все, что у него было, — изумрудноглазая красавица безжалостно растрепала грязно-желтый путеводный клубок. Из перепутанных и оплавленных ниток она ловко выдернула колдовской амулет с обрывком цепочки и вложила в руку девочке.

— Теперь это твое по праву.

Мир вокруг снова померк, и в третий раз Тигуна очнулась в постели у себя дома. Мать сидела рядом и гладила ее по щеке. Бабка Ньярана окуривала избу полынной свечой на четыре угла. Алтунька в дальнем углу качала на руках младшую сестренку. Перепуганный Ньяраной домовой тяжело вздыхал где-то под полом. На густо-синем небе зажглись первые звезды.

— Ой мама, ко мне принцесса приходила! — воскликнула Тигуна, но получилось почему-то шепотом. — Настоящая… честное слово…

— Конечно, приходила, Гунечка, — вздохнула мать, прижала к глазам уголок платка и зарыдала, сотрясаясь всем телом. Бабка Ньярана махнула рукой, отставила полынную свечку и уселась на лавку в углу, закрыв лицо руками.

«Вот Тайрун бы мне сразу поверил»! — подумала Тигуна, вспомнила, что его больше нет и горько заплакала. Глядя на слезы матери и сестры тихо взвыла от усталости Алтунька и тут же благим матом заорала младшая из сестричек, оставшаяся без внимания.

Отец семейства заглянул в комнату, крякнул и задумчиво почесал курчавую русую голову. Поди разбери, от чего это женщины плачут. То ли от радости, что Гунька очнулась, то ли от горя, что как выздоровеет — с ней расстаться придется. Вчера к местному старосте сама Белая Колдунья наведалась. Лично распорядилась. Жить дочке в Белом Тереме, спину на поле не гнуть, в шитых бусами одеждах щеголять. Да и жениха ей теперь искать не надо — сама выберет, кого захочет, как подрастет. Тут радоваться надо, а они… Ничего, не по покойнику голосят, проревутся, успокоятся. Он вздохнул и аккуратно притворил дверь.