Тамара Пикулина - Семь миров: Оракул [СИ]

У Ёнка был проводник, причастный к первому звену, но права пройти по золотому мосту по-прежнему не было. Кюзиций долго смотрел на Ёнка, точно пытаясь понять и разоблачить его. Словно не выдержав, он спросил:

— Что же там случилось с Вами такого, что вы забыли о субординации?

Ёнк оторвал глаза от окна и, не понимая до конца вопроса и не готовя заранее ответ, посмотрел на господина слегка отстраненно и словно не своими словами стал говорить:

— Иногда судьба дарит нам шанс побыть не тем, кем мы являемся, оторваться от реальности и попробовать себя в новой роли. И часто эта новая роль становится куда приятнее, потому как, возможно, именно в ней нам удается раскрыть свою истинную суть.

— Так значит, ваша истинная суть раскрылась в любви к мутантам?

— Познать свою истинную суть мне помогло часто возникающее там пограничное состояние между жизнью и смертью. Только когда находишься на волоске, понимаешь, что тебе поистине дорого.

— И что же дорого вам? — высокомерно, но с любопытством спросил господин.

— Мне дорога свобода, — не задумываясь, ответил Ёнк.

— Но по рождению вы раб, — хмурясь, указал ему Кюзиций.

— По рождению я человек с точно такими же правами, как и Вы! Иллюзорное право называть меня рабом у вас есть только в этом крошечном мире. На Голубой планете все станут свободными.

Кюзиций тяжело вздохнул, не разделяя настроя восемьсот седьмого. Если бы не координаты в голове этого зазнавшегося раба, он с наслаждением бы выбросил его за борт своей чаши.

Дойдя до середины тоннеля, их машина замерла возле сияющего синим переливом поля, преграждавшего дорогу в Третье звено. Обласкав чашу синими волокнами, считав информацию, материя втянула их внутрь, пропустив в новый город.

Они вырвались в небесное пространство над Третьим звеном и, не останавливаясь, просочились на промежуточную эстакаду, чтобы обогнуть город по дуге и добраться до следующего тоннеля, ведущего ко Второму.

Енк хватал обрывки проносящихся мимо пейзажей, аккуратно складывая в картотеку своей памяти, полностью отдавая отчет, что этого мира скоро не станет и память будет единственным, что останется от него.

Он поразился тому, насколько звенья не похожи одно на другое. Как вообще эта непонятная стеклянная конструкция под названием Пацифа могла объединять столь разнообразный и многочисленный народ, под единым знаменем клинка Сюйци?

Постройки третьего звена напоминали иглы, торчащие из почвы, огненно-рыжие к концам и синие к основанию. Сооружения были расписаны разноцветными люминесцентными красками, и не было из миллионов рисунков повторяющихся или хотя бы похожих друг не друга.

Третье звено было беднее четвертого, но оно чтилось выше, потому как основными жителями его были люди искусства. Художники и музыканты творили прямо на улицах. Жилища их часто напоминали общины, в которых неординарные пацифы объединялись по интересам. Музыка не утихала ни на мгновение, и, даже будучи высоко над городом, Ёнк мог ее слышать. Только в третьем звене была установлена демократия, и многие жители его поистине считали себя свободными. Никогда раннее третье звено не привлекало Ёнка, он даже не размышлял и не думал о нем, словно его не существовало, а даже если и существовало, то было совсем бесполезно и ненужно. Но теперь уже Ёнк так не считал, в мире, который для него стал шире и насыщеннее, нашлось место для творчества и всех тех, кто не мог жить в рамках запретов и диктата. Пациф вспомнил о Хете и улыбнулся.

В третьем звене, по слухам, было много безумцев, но безумцами ли они были по сути, Ёнк не знал, потому что и сам теперь вел себя как безумец, хотя в действительности был абсолютно открыт и просветлен.

Спускаться ниже они не стали. Кюзиций уронил один скользящий, пренебрежительный взгляд на город, незаметно поморщившись, и вновь обратил лицо к Ёнку.

— Самое проблемное, неуправляемое и расточительное звено, — прокомментировал он. — Если бы не покровительство Императора, его бы давно удалили.

Второе звено, прочно соединенное с третьим длинным тоннелем в форме песочных часов, было отдано ученым. Как два таких полярных мира жили рядом, Ёнк не понимал, хотя теперь уже, знал точно, что гармония в этой вселенной часто строится именно на взаимодействии противоположностей.

Планировка города в виде длинного золотистого ключа с характерными доминантами округлых лабораторий и ячейками производственных построек, насквозь была пропитана духом пацифского рационализма. Всю свою жизнь Ёнк был восхищен вторым звеном, умельцами оттуда и уровнем интеллекта каждого живущего в нем. Все научные книги, что он прочел, пришли к нему из этого таинственного, далекого, недосягаемого звена. Все, что он знал и умел, до него донес кто-то из этого мира, некто невидимый, но огромный стоял за развитием его личности, даже не подозревая об этом. Он летел над золотистым миром в тумане слабых испарений и не отрывал взгляд, точно выискивая того, кто сотворил с ним это, того, кто наделил его знаниями, позволившими выжить на другой планете самому и спасти других.

Кюзиций улыбнулся, и прокомментировал:

— Это лишь кажется, что у них все гладко и спокойно, проблем со вторым звеном всегда было и будет больше, чем со всеми остальными вместе взятыми.

— Проблем? — переспросил Ёнк.

— Управлять теми, кто понимает, что ими управляют, всегда не просто.

Енк молчал, Кюзиций был прав, знания действительно делают человека неуправляемым и свободным.

С этими мыслями Енк вылетел на Золотой мост.

Между вторым и первым звеном стояла самая сильная магнитная заслонка, радиусом повторяющая радиус тоннеля, совершенно прозрачная с первого взгляда. Ее золотое свечение было видно лишь под углом с очень близкого расстояния, но все прекрасно знали, что она существовала, и, стоило лишь пересечь ее, тоннель сжимался в маленькую точку, успев раздробить до состояния песка того, кто посмел переступить границу без природного на то права.

Чашу овеяло ветром, смешанным с крупной пылью. Енк закрыл глаза от ужаса и отвращения к тому, что летело на стекло. За тысячелетия существования Пацифы в этом туннели накопились длинные продолжительные пляжи из праха смельчаков.

Чаша остановилась. Кюзиций вышел, сделал несколько шагов к неосязаемой заслонке и запонкой, приколотой на манжете, отключил ее. Золотая заслонка стала раскрываться перед ними как бутон, впуская в первое звено.

Точным скользящим движением они чиркнули по пространству, вырвавшись в синюю атмосферу заветного Высшего звена. Ёнк смотрел, не дыша и не моргая, с нетерпением ожидая, когда облака развеются, и великий таинственный город Всемогущего Императора обнажится перед ним.