Тамара Пикулина - Семь миров: Оракул [СИ]

Некоторые из войска попытались опустить оружие, но вовремя остановились, осознав, что команды от генерала не было и по какой-то неведомой причине, словно гипнозом, их умами на секунду овладел этот крошечный, странный человек, с непомерно глубоким и сильным взглядом.

Прибывший пациф был низковат по сравнению с благородными, рослыми, стражниками. Вид его был жалок и обтрепан. Стоявшие ежиком волосы были наполовину опалены, костюм до безобразия истрепан, руки покрыты сетью царапин, на щеке и подбородке виднелись ссадины, болезненная худоба и мертвенная бледность завершали его драматический образ.

Кюзиций вышел вслед за ним и, распрямившись, накрыл Енка серой тенью. Стражники опустили оружие, целиться в уважаемого господина никто не посмел. Кюзиций смотрел вперёд строго и внимательно. Войско расступилось.

Он уверенным шагом пошел вперед, и Ёнк, последовал за ним.

Ёнка остановили пред воротами, и, приказав снять грязную верхнюю одежду и подранную обувь, вынудили идти полуобнажённым. Из кармана снятого комбинезона выпала раковина с жемчужиной Хета, при виде этого у Енка прострелило в груди. Он попытался поднять ее, но ему не позволили, конфисковав и жемчужину и одежду. Енк сжал зубы от злобы, но сдержался.

Он покорно сел, с трудом стянул подранные раскрошенные ботинки, и, обнажив распухшие стопы, опустил их на полированный камень. Вены на ногах были сильно раздуты, пальцы растерты, а на кончиках их просматривались застаревшие фрагменты сухих мозолей. Он встал, и пошел босиком.

Стук полированных металлических ботинок сопровождавших его стражников, нагнетал ощущения тяжести и напряженности. Твердый, отполированный камень бил по ногам холодом. Ёнк старался сохранять спокойствие, и глубоко дышал.

Вытянутый стеклянный портал, в котором он оказался, пройдя сквозь ворота, служил для дворца главным входом. С каждой грани, словно застывшие капли, свисали фонарики.

Достигнув вторых гигантских врат, вдвое больше первых, совершенно белых, украшенных рельефами с вращающимися перламутровыми вставками, Кюзиций остановился, повелев жестом отворить. Двери сложились в несколько раз, словно ширма. Единственное, что успел разглядеть Ёнк, это дважды поменявшийся узор на них, первый из которых изображал мир пятого звена, второй — мир шестого. В высшем звене помнили об остальных городах, и эта память служила украшением для дверей.

Перед Енком открылся просторный зал. Пёстро украшенный интерьер его сильно выбивался из внешней однотонной архитектуры дворца. Стены, сплошь покрытые разноцветными изразцами, изображавшими растения и животных их мира, люстра из самого дорого на Пацифе оранжевого облачного камня, добытого из недр планеты, парила под потолком, пряча в себе огонь. Вдоль стен с одинаковым интервалом была расставлена охрана. В глубине зала выстроился ряд из знатных персон, облаченных в расшитые золотом одеяния. Они не шелохнувшись стояли на прозрачной платформе, плавно зависающей в воздухе, и не сводили глаз с Кюзиция. В этот миг вся уникальность и загадочность личности Кюзиция, испарилась, словно от огня люстры. Он был точно такой же, как и все они тут, стоявшие на пьедестале особы, высокомерные и властные. Кюзиций уверенным шагом двигался на них. Енк, как и было приказано, шел сзади.

«Среди них нет Императора!» — подумал Ёнк, пробежав взором по облачению каждого. Ёнк хорошо разбирался в иерархии костюмов высшей знати и в отличительных символах ее, выискивая информацию в книгах и публичных обращениях, собирая ее и копя в своем сознании, словно всю жизнь готовясь к этой встрече. В этом ряду совершенно точно стоял главный судья — золотая змея, обвитая вокруг правого плеча, поверх черной парчи; предводитель военного совета — синий пояс с четырьмя вертикальными булавами; главный прокурор их мира — черный, расшитый тонкой золотой нитью камзол с ромбовидной красноватой пластиной на груди; главный архитектор одиннадцати городов — узкий брючный костюм с серебряным поясом и каплевидными запонками. Угадывались министры, они носили одинаковые золотые тоги с разницей в цвете поясов, в зависимости от отрасли, которой они покровительствовали, были и первые лица, представлявшие религию Пацифы, — белые бесконечные капюшоны поверх бритых голов; и члены императорского совета в желтых камзолах с редкой золотой крапинкой.

Перед Ёнком стояли самые первые лица самого первого звена. Они были собраны в одном месте и объединены общей платформой, что говорило об уникальности события, происходящего в этом дворце здесь и сейчас.

— Ваша честь! — произнес Кюзиций, совершив глубокий поклон в сторону судьи, стоявшего по центру. — Вопреки законам и уставам я взял на себя право привести во дворец рожденного в одиннадцатом звене, служащего в четвертом звене восемьсот седьмого, — указал он рукой на Енка и вновь поклонился.

— Мы это видим! — холодно и недовольно произнес знатный пациф, не утруждаясь поклоном в ответ. Судья был стар и седовлас. Обликом своим он выражал враждебность и явно был недоволен решением Кюзиция.

Ёнк стоял не шелохнувшись, ощущая, как по его телу маленькими порциями пробегает дрожь. Лица знати были каменно-неприступными, и ни одно из них не удостаивало Ёнка ни малейшим взглядом. Вельможи сжигали Кюзиция гневными взорами так яро, что горячо стало даже Ёнку.

— Господин Кюзиций, вы добыли для нас информацию? — холодно произнес один из них.

— Информацию добыл для Вас мой человек!

— Плох тот отец, чье чадо помыкает им, — проведя рукой по бороде, произнес судья.

Кюзиций склонил голову. Он понимал, о чем говорит старик.

— Информация должна была находиться сейчас в вашем сознании, а ее там нет. Вы самовольно привели сюда представителя одиннадцатого звена, осквернив высшее звено! Вы нарушили устав, не справились с заданием. Вы предали Императора! — громогласно объявил прокурор.

— Восемьсот седьмой желает сообщить координаты Императору лично! — произнес Кюзиций.

— Восемьсот седьмой желает?! — возмущенно переспросил прокурор.

— Мы воспитываем наших детей в каждом из звеньев, с самого рожденья приучая их служить имени императора, беспрекословно подчиняясь его воле, готовя их в любой момент отдать за него жизнь, — уверенно возразил Кюзиций. — И если этот разведчик идет к императору лично, чтобы из рук в руки отдать ему самое дорогое, что есть сейчас в Семи мирах — координаты к спасительному миру, то это не его вина, а наша. Вина тех, кто воспитал его таким!

— Вы не правы! — возразил министр воспитания. — Мы приучаем наших воинов беспрекословно подчиняться старшим по званию, и если ваш человек нарушает это правило, а вы идете у него в этом на поводу, то виновны вы оба.