Тамара Пикулина - Семь миров: Оракул [СИ]

Кюзиций оставался спокоен, томно и с любопытством следя за тем, как дикий Ёнк, рабский сын, смотрел на мир, увидеть который не мог даже во сне.

Они снижались, и постепенно очертания стали вырисовываться, формируясь в ярко-зеленый материальный мир, расстилающийся под ними шершавым посверкивающим ковром.

Ёнк глубоко вдохнул, и это не было выражением восхищения, скорее напротив, его пронзило чувство дежавю, словно он опускался на поверхность Голубой планеты где-то недалеко от пещеры Хета. Похожие зеленые растения, холмы, голубое подкупольное пространство и яркая доминанта искусственной Желтой звезды в вышине. Легкое разочарование проникло в его сердце.

«Если бы я не посетил перед этим Избранную планету, то непременно бы восхитился удивительным мышлением пацифов, но теперь все кажется лишь жалкой попыткой подражать месту, которое никто из великой знати никогда в глаза не видел», — подумал Ёнк. Внизу текли искусственные реки, циркулирующие засчет насосов, огибая каменные серые глыбы, по небу пролетали иллюзорные облака. Вытащив руку из окна, Ёнк попытался ухватить одно из них, но, получив слабый удар током, убедился в том, что они были голограммой. «Как странно, — подумал Ёнк, — проектируя город на другом конце галактики, назвав его великим и недоступным, архитектор просто скопировал Голубую планету. В этом и есть величие главного звена?»

Ёнк на несколько секунд прикрыл глаза, подумав:

— Архитектор был абсолютно прав, нет ничего более прекрасного и идеального, чем она.

Кюзиций пытался уловить эмоции Енка от созерцания, но, сталкиваясь с маской безразличия, разочаровывался.

— Как? — не выдержал Кюзиций.

— Вы можете мне не верить, но я видел и получше! — саркастически произнес Ёнк.

Кюзиций молчал и по выражению лица его было ясно, что он верит ему и даже знает, где он это видел.

— Куда мы летим? — спросил Енк.

— В проходной тамбур, — сухо ответил господин.

— Что меня там ждет?

— Не знаю, что ждет там тебя, знаю только, что там ждет меня, — загадочно ответил Кюзиций, после чего тихо спросил: — Какая она, та планета?

— Вы сами увидите, когда окажетесь там, — скупо ответил Ёнк.

— Расскажи сейчас! — настойчиво, приказным тоном произнес Кюзиций.

Ёнк не умел красиво изъясняться, был этому не обучен. Слегка смутившись, он вспомнил на минуту Хета и его манеру говорить.

— Спасительная планета похожа на это место, но все же она другая, — настоящая! Небо там меняется каждую секунду, от голубого до розового, от фиолетового до синего, переливаясь всей гаммой оттенков, дыша и наполняя пространство светом. Воздух там прозрачен, и в нем отчетливо просматривается каждая, даже самая микроскопичная деталь, будь то листок или капля росы. Там много лучей, и они не преломляются о купола, и не созданы искусственными источниками. Там все движется, и движение это головокружительно. Вода падает, когда ей вздумается, ветер хочет дует, хочет нет. Их желтая звезда не стоит на месте, как застывший золотой прожектор на вершине купола, она следует по течению времени и живет, наполняя жизнью все вокруг. Деревья растут, где хотят, по собственному желанию. Там все свободны. Там всего много. В том мире нет границ ни у чего.

Если взметнешься ввысь, то не ударишься головой о стеклянный купол, если пойдешь в сторону, твой путь не закончится тупиком, бронированными стенами или армией вооруженных воинов. Там не встретить холодных тоннелей, терминалов или чаш. Голубая планета пугающе дикая и непредсказуемая, но именно это в ней прекрасно. Эта планета живет в гармонии с собой, и это поражает воображение, — закончил свой монолог Ёнк, испытывая незнакомое ему ранее чувство ностальгии. В этот момент он совершенно точно осознавал, что безумно хочет туда вернуться.

Кюзиций оставался впечатлен. В его глазах промелькнула тоска. Отвернувшись от Ёнка, он остался наедине со своими мыслями.

Ёнк смотрел вниз, наблюдая, как плавно и осторожно дикий, растущий под его ногами парк перевоплощается в архитектурные сооружения, уступая пространство городу. Богатство и великолепие встретило его сразу с первого сооружения. Чем дальше они летели, тем выше становились постройки, выстраиваясь в гигантскую волнистую пирамиду из тысяч домов. Завершающиеся золотистыми овальными куполами крыши поблескивали каждый на свой лад, напоминая гору драгоценных камней. Стены домов были щедро украшены резными рельефами из мерцающего серебряного камня. Закрученные в спирали окна светились изнутри ярким синим светом, постоянно двигаясь по кругу, придавая облику иллюзию дыхания и жизни.

Вдалеке он увидел три гигантские юлы, стоявших на тонких игольчатых кончиках. Они плавно крутились по оси, грациозно и хрупко, отражаясь в хрустальном озере, покрытом редкой россыпью маленьких белых бликов. Сразу за ними из травы вырастали кристаллы ультрамариновых башен, поднимающихся все выше и выше один за одним, кристаллы отражали окружающий их мир, были высокими и крепкими, точно стена. Такого Ёнк еще не видел, это было совершенно новым, рукотворным, пронизанным духом величия и завораживающей красоты. Город был достоин императора, и Ёнк молча, затаив восхищение, это признал.

Пациф продолжил смотреть в окно. Они летели плавно и осторожно. Постепенно маленькая сверкающая точка в самом сердце города увеличивалась на глазах, приобретая отчетливые очертания в линиях и формах, превращаясь во дворец. Величественное сооружение из мерцающего полупрозрачного камня поражало своей воздушностью. Стены частично отражали окрестности, как в мутном зеркале, и визуально казалось, что дворец парит в облаках. Он был создан словно из огромных полупрозрачных капель, наползших друг на друга, не успевших слиться в одну, так и застывших на пути к единению.

Над самой высокой башней висела искусственная звезда, заставляя макушку сверкать ослепительным светом. По мере приближения дворец приобретал материальность. Входной тамбур представлял собой немыслимых размеров полукруглый балкон, на который приземлилась их чаша. По дуге его стояли военные пацифы, облаченные в идентичные синие формы с эмблемами клинка. Каждый из них принадлежал к элите самого преданного и профессионального войска.

Они обступили чашу по кругу и, нацелив на нее пятнадцать летных шаров, замерли в позах сиюминутного прицела. Весть о том, что в высшее элитарное звено прибудет уроженец одиннадцатого звена, уже ошеломила знать, оскорбив традиции и нормы морали.

Ёнк равнодушно смотрел на золоченый мир из-за сверхпрочного стекла уникальной чаши. Оружие, обращенное к нему, не пугало. Ёнк верил в себя вопреки всем и всему и знал точно, что его не тронут. Кюзиций отсоединил его от кресла. Дверь открылась. Енк вышел первым, никак не выдавая напряжения. Он смотрел с каменным лицом, и единственное, что волновало его душу, это предвкушение встречи с Императором. Он держался настолько непринужденно, что одна только его непобедимая уверенность заставляла всех его принять.