Светлана Тулина - Стенд [СИ]

Откуда же тогда взялось это крайне неприятное и очень смутное ощущение какой-то неправильности. Неточности. Неверности. Несоответствия. Ошибки. Оно возникло еще там, на станции. И с тех пор никуда не исчезло. Хотя и яснее не стало. Усилилось только.

Врачебной ошибки?..

Ну, это, братцы, уже даже на бред не тянет. Что он, ксоны не видел, что ли? Типичная ксона, пробы негде ставить, а что симптоматика смазанная и нетипичная — так это тоже вполне объяснимо, Макс сказал, что она вот уже почти неделю жила на одной минералке и витаминах, диета такая. Идиотизм, конечно — куда ей еще худеть?! — но у каждого свои тараканы. Вот только сон этот ее, разве что…

Спать во время приступа Аста Ксоны — все равно что спать в работающей электромясорубке. Или бетономешалке. Нереально, короче. Попробуй как-нибудь — сам поймешь, почему. Что же это за гадостью баловалась она в предполетную ночь, если утром даже ксона сумела разбудить ее только через шесть часов, а кровь больше напоминала гремучую смесь всевозможной дряни и выглядела скорее как специально приготовленный образец из пособия по токсикологии?

И это — Ани, девочка-пай, которой и о существовании-то всякой такой мерзости известно быть не должно! Растерянность Теннари носила характер растерянности исследователя, вдруг обнаружившего на месте тщательно простерилизованной десятками всевозможнейших способов лабораторной салфетки носовой платок, причем многократно использованный. Чувство, хорошо знакомое любому педагогу.

Проблема, конечно, малоприятная. Но скорее психологическая, чем медицинская. В конце концов, он же не воспитатель, в души подопечных лезть не обязан. Ошибся. С кем не бывает? Стоит ли гнать волну?..

Если трезво разобраться — у Теннари не было ни малейших оснований для срочного возвращения на Двадцать Восьмую медбазу. Поступив на эту самую базу, Ани перестала быть его подопечной, перейдя под опеку МЕДАСа, так что и тут оснований не было.

Оснований не было. Предчувствия — были.

А Теннари слишком долго имел дело с детьми, чтобы не доверять своим предчувствиям. Тем более если орут они истошно дурным голосом на всю галактику, пусть даже из-за истошности этой и не понять — о чем именно орут…

И потому, душевно распрощавшись с пилотом, Теннари прямым ходом отправился в отделение МЕДАСа, точнее — в центр экстренной помощи при этом самом отделении, намереваясь воспользоваться полномочиями Сопровождающего и реквизировать реабилитационный глайдер. Уж эти-то действия с врачебной этикой находились в полнейшем соответствии!

Вот тут оно и началось…

Сначала оказалось, что ни одной машины с реабоксом в данный момент на базе нет. Жаль, что хваленые предчувствия Теннари на этот самый «данный момент» взяли выходной. Иначе, только услышав эти слова, он бы сразу же развернулся, даже не попрощавшись, и, пробежав половину дороги бегом, еще бы вполне успел заскочить на челнок к вящей радости любознательного пилота.

Но Теннари не уловил в словах об отсутствии катеров никаких особо тревожных намеков и весьма благосклонно отнесся к предложению диспетчера «немножко подождать», поскольку в любой момент какой-либо из них может и вернуться.

Он прождал четыре часа. Потом робко усомнился в правильности своей трактовки профессиональной этики и навел справки в транзитном отделе. И узнал, что доставивший его челнок вот уже три с половиной часа как отправлен назад.

Начав наводить справки — очень трудно остановиться. Теннари и не остановился. И обнаружил, что в ближайшие две недели нет ни одного рейса, направляющегося с любого из Астероидов в сторону Двадцать восьмой медбазы. Даже приблизительно в ту сторону.

В тот момент его это даже порадовало. Поскольку отпала необходимость решать и сомневаться. Если выбора нет — то волей-неволей придется блюсти эту самую этику.

Он прождал еще двенадцать часов. Лишь для того, чтобы обнаружить полнейшее и вопиющее несоответствие бокса на вернувшемся глайдере не только межпланетным медстандартам, но и простейшим требованиям гигиены и техники безопасности.

Впав в весьма непривычное для себя состояние ярости, он посредством диспетчера выдернул из теплой семейной постели дежурного медмеханика, который искренне полагал, что дежурить на базе при отсутствии катеров — излишество и дурь, после чего тихим и вежливым голосом нагнал на пожилого, толстого и очень мирного отца семейства такого страха, что тот клятвенно обещал справиться с ремонтом за три часа. Ну — четыре от силы.

Но Теннари, войдя в раж, оказался не способен остановиться так быстро. Провел полную инспекцию катера, после чего принялся за базовое обеспечение и успокоился только тогда, когда полностью обновлен и перезагружен оказался весь фонд диагноста.

За четыре часа механик не справился.

Бледнея и заикаясь, он твердил о своей полнейшей невиновности в этих прискорбных обстоятельствах, поскольку необходимой схемы на базе МЕДАСа не оказалось, пришлось заказывать у соседей, еще три-четыре часа, и он все наладит, там и работы-то осталось — раз плюнуть, хотите — сами проверьте.

К этому времени вернулись уже четыре катера, но боксы на двух из них были в еще худшем состоянии, а на одном — так и вообще отсутствовал. Это можно вполне понять — здесь не то место, где регулярно встречается аста ксона. Ксона — не понос, который может прихватить вас за задницу где угодно и когда угодно. Она или есть — или нет. И если она есть — вы сразу же это обнаружите. И вы, и окружающие вас пассажиры, и уж тем более — базовые врачи. При первом же вашем визите на орбиту той несчастной планеты, которая имела трижды несчастье быть вашей родиной, а теперь окажется к тому же еще и местом пожизненного заключения.

Теннари не удивился бы, узнав, что за все четыре с половиной сотни лет существования базы МЕДАСа на Астероидах здесь не было ни одного случая. И не будет, пока дети здесь только проходят осеннюю практику, а не занимаются рождением новых детей.

Любое дело, будучи начато, когда-нибудь заканчивается, и ремонт не является исключением. Какой бы сложности он ни был. Теннари утешал себя этой мыслью еще часа два, сидя в жутко неудобном кресле зала ожидания. Потом проснулся. И понял, что за прошедшие три с половиной часа у него страшно затекла левая рука, да и ноги неплохо было бы размять, проверив заодно, насколько соответствует реалиям сегодняшнего дня мысль о конечности любого начинания.

Оказалось, что соответствовала. И, что оказалось совсем уж приятной неожиданностью — вполне. Вот только пилот не соответствовал совершенно.

Пилот — существо вполне понятное. Во всяком случае, предсказуемое. В том смысле, что, воспользовавшись временным выпадением грозного начальства из реальности, он сумел не только тихонько улизнуть в ближайший бар и к великому для себя удовольствию набраться преизрядно, на жизнь свою тяжелую жалуясь всем, кто имел неосторожность оказаться рядом, но и подраться там от души с кем-то, на жизнь свою обиженным ничуть не менее. И, как результат, сейчас благополучно отсыпался в полицейском участке, вконец ублаготворенный и довольный собой и окружающими.