Светлана Тулина - Стенд [СИ]

Она знала, конечно, что он разозлится. Но подобной ярости не ожидала.

Шелковая форменная японка завязывалась широким поясом с перехлестом на спине. На то, чтобы шагнуть к самой кушетке, снять узел и одним движением сдернуть синий шелк, ему потребовалось не больше пары секунд.

— Бэт, я уже в норме. Все нормально, я просто…

Он ничего не сказал, только окатил с ног до головы тяжелым взглядом. И Стась заткнулась.

Он не стал возиться с завязками жилета, просто срезал их под самый корень и аккуратно снял раздвинутые пластины. Стась глядела в стену, грызя губы и стараясь не морщиться. Если у нее и была слабенькая надежда на то, что с утра что-то изменилось в лучшую сторону — хотя бы зрительно, — то надежда эта приказала долго жить в тот момент, когда Бэт перестал дышать. Не насовсем перестал. Всего лишь секунд на десять. Но для надежды вполне хватило.

Стась вздохнула и не сдержала болезненной гримасы. Синяк еще увеличился и потемнел, и теперь доходил до самых ребер.

Бэт со свистом выдохнул воздух. И Стась тоскливо подумала, что вот именно сейчас он и начнет орать. Она не любила, когда на нее орали, пусть даже и за дело.

— Ну и чего страшного? Подумаешь, синяк?! Делов-то. Когда-нибудь это должно было случиться, я же не заговоренная… — Стась упрямо выпятила подбородок, но вызова не получилось. Получилось что-то вроде слабой попытки оправдаться.

Легкие и пористые бронепластины приняли на себя основную силу удара, равномерно распределив ее на большую площадь, поэтому прямого пробоя в печень с выворачиванием наизнанку всей наличествующей требухи не получилось. Остался только синяк. И вмятина на жилете, хотя создатели пеноброни утверждали, что ее невозможно пробить даже реактивным снарядом. Ну, так, в худшем случае — лишь поцарапать.

Заменить пару пластин — дело нехитрое, для этого и в мастерскую ходить не надо. А синяк… Ну, что — синяк? Больно, конечно… Но выглядит совсем не так страшно, как мог бы выглядеть у кого другого, у Стась с пеленок крепкие и на совесть простеленные всем чем надо стенки сосудов и богатая гемоглобином густая кровь быстрой свертываемости. Конечно, это грозит ранним атеросклерозом, повышенным риском тромбообразования со разными малоприятными последствиями в виде маячащего в более или менее отдаленном будущем инсульта и гипертонии, но зато синяки не возникают в самых ненужных местах от любого чуть менее слабого соприкосновения с чем-либо чуть более твердым. По большей части дело вообще обходилось без синяков, а для напоминания о допущенной неосторожности оставалась боль.

На этот раз боль тоже была. Но и синяк — был…

— Это не так уж и больно на самом-то деле. Это просто так выглядит страшно, у меня вообще синяки возникают от любой ерунды, нет, правда! Достаточно пальцем посильнее надавить…

Она не надеялась, что Бэт поверит. Она и сама-то себе не очень верила, и голосочек был гнусненький — растерянно-заискивающий такой голосочек, с мелким противным дрожанием внутри.

Она никак не могла справиться с этим противным дрожанием.

— Отлежусь пару часов, регенератор съем, в камере посижу… Потом высплюсь — и завтра буду, как новенькая!

Черт, до чего же противный голосочек. Но молчать еще хуже — тогда становится ощутимее молчание Бэта. А молчание у него нехорошее.

И хуже всего в этом молчании было то, что Стась отлично знала, каким именно вопросом оно завершится. Коротеньким таким вопросиком, маленьким и простеньким. И Бэту, по большому счету, совершенно наплевать на то, что она ответит. Потому что он и так знает правильный ответ, не зря же так долго молчит — наверняка уже подсчитал.

— Сколько?

— Чего — сколько? — переспросила — и чуть не взвыла, таким фальшивым и ненатуральным прозвучал и без того довольно-таки противный голосочек.

— Недель. Сколько?

Очень тихо, почти шепотом.

Он не кричал. И от этого было лишь страшнее.

— Четырнадцать! Ну или пятнадцать… Вот только на днях… Правда-правда…

Она видела, что он не поверил. И не могла на него за это сердиться — она и сама бы не поверила такому мерзкому голосочку.

Да и считать он умел…

Джуст. Космопорт Алькатраса. Жанка.

Темнота.

Боль.

Голос — плаксивый, хнычущий, неприятный:

— Великий Оракул, чем я прогневил судьбу, чтобы каждый раз — вот такое?..

Задержка в пути — это иногда очень некстати. Особенно — если капитан прижимист, а боцман вороват, и в корабельной аптечке нет ничего, кроме полупустой пачки таблеток от кашля и облаток из-под биогеля.

— Великий Оракул, ну ведь ни рейса не проходит, чтобы все как у людей, ни единого рейса!..

Боль.

Вернее, самой боли уже нет. Есть только ее тень. Осадок. Воспоминание. Легкий намек. Но и этого достаточно, чтобы хотелось снова провалиться в спасительную темноту. И никак не проходит противная мелкая внутренняя дрожь, и нет даже сил плюнуть в лицо этой прижимистой твари, пока оно в пределах досягаемости находится. А хочется.

Очень.

— Одна беременная, другой сбежал в первом же порту, третьего упекли за драку, четвертая вообще наркоманка! Великий Оракул, за что?!

Трех однодневных доз, предназначенных, сами понимаете, на три дня, может хватить на неделю. Если растягивать по самому минимуму, половинить и вводить крохотными порциями, чтобы только-только чуть пригасить дикую боль, лишь бы в сознании оставаться и не слишком к себе внимание привлекать. Рано постаревшая девочка с восьмилетним внутривенным стажем объяснила ей суть этого приема еще на Базовой, приняв за начинающую коллегу. Трех капсул может хватить на неделю, если выхода другого нет.

Но на десять дней их не хватит.

Хоть тресни…

— Одни убытки, нет, ну что за судьба такая?! Если еще и ее зверя продать не удастся — совсем по миру пойду! Вышвырните эту падаль, пока пассажиры не заметили…

Холод.

Холодные капли, текущие по лицу.

Они не были плохими ребятами, эти охранники — усадили ее у стены пакгауза и даже поставили рядом сумку. Они не были плохими ребятами. Просто работа такая.

Она сошла с пассажирского лайнера во втором порту. Просто вдруг поняла, что надо, что дальше — нельзя. Почему-то она это твердо знала, что ей не надо туда, куда летит этот лайнер. Желание немедленно выйти было настолько повелительным, что она ни на миг не задумалась о том — а что же дальше? Просто в каюте вдруг словно не стало воздуха, она лишь успела схватить куртку и сумку, а в спину уже толкало, и не обернуться, не задержаться, быстрее, быстрее, на поле, туда, где можно дышать… Без денег, в чужом порту. Она не знала даже названия планеты, да и не стремилась узнать. И про возможность получения компенсации за оставшуюся часть пути вспомнила лишь потом, когда было уже поздно.