Светлана Тулина - Рыжая тень [СИ]

Доктор зевнул, прикрывая рот пухлой ладонью. В пальцах блеснула ампула, знакомая такая, с крупными ядовито-оранжевыми буквами предупреждения. Не перепутаешь. Пустая. Еще одна лежала рядом, на раковине. Тоже пустая. Еще одна? Пустая?!

«Грог» разрабатывался в качестве энергетика для киборгов. Бойцы-люди используют его лишь в тех случаях, когда нет другого выхода. Он убивает трех из десяти первой же инъекцией. При повторной — смертелен в ста случаях из ста. Для человека. Доктор не может этого не знать — даже если он очень скверный доктор.

Взгляд Дэна метнулся от одной пустой ампулы к другой. К двери. Снова к ампулам. И наконец замер на лице доктора. Доктор тоже смотрел на Дэна. В упор, насмешливо топорща светлые бровки. Страх — 11,4 %, неожиданный хлопок двери за спиной и то, как правило, дает больший выплеск. Агрессия ноль целых ноль десятых процента, максуайтерность не отслеживается вообще. Так не бывает. Детекторы сбоят?

Доктор смотрел с тем самым выражением, которое сразу хотелось убрать в архив и запрятать подальше, чтобы не тянуло просматривать снова и снова. И улыбался — как всегда, благодушно и доброжелательно. Ну, может быть, сейчас к этой улыбке добавилось чуть больше ехидства, чем сочувствия.

— Ты ведь завтра дежурный по кухне. Забыл, да? Эх, молодость, молодость, все бы вам бегать… Спокойной ночи , Дэн.

Первая пустая ампула звякнула о дно портативного утилизатора. Через секунду — вторая. Задвинутая крышка. Короткое гудение. Вот и все. Словно и не было никаких ампул. Доктор еще раз зевнул — сладко и протяжно, так, что Дэн и сам с трудом удержался от отзеркаливания. Повернулся спиной. И — вышел. Прошелестела дверь напротив. Все стихло.

Дэн осторожно сполз со смотрового стола. Вышел в пустой коридор. Действительно пустой. И в пультогостиной тоже никого не было. И дорогу к шлюзу никто не перекрывал. Дэн зевнул — нервно, с хрустом. Еще раз посмотрел на плотно сомкнутые створки шлюза.

И пошел к себе в каюту — спать. До утра действительно оставалось слишком мало времени.

Первым от визга тревожной сирены вскинулся почему-то даже не процессор, а рыжий. Возможно, в этом тоже был виноват полицейский станнер — рыжий привык выживать на грани и частично даже за гранью. Для него были привычны и низкий уровень энергоресурса, и тормозящая из-за этого регенерация, и постоянные негативные сигналы от внешних и внутренних рецепторов (боль, люди называют это болью), для него все это было нормой. Больно — значит, ты пока еще жив. И если хочешь оставаться в таковом состоянии и дальше — надо успевать просыпаться первым. Всегда. А боль — хорошо. Она позволяет проснуться.

Сегодня у рыжего болело все. И это было хорошо — значит, жив точно. И проснуться успел. Это тоже хорошо. Только вот процессор заглючил. Это плохо. Но рыжий успел проснуться. Сам. Это хорошо.

Похоже, пойманный вчера двойной разряд не пошел на пользу не только человеческой составляющей кибермодифицированного организма. Электронике тоже досталось. Хотя вообще-то контур, отслеживающий внешний форс-мажор, именно потому и считался универсальной следилкой, что ни при каких обстоятельствах не переходил в спящий режим и не вырубался. Не должен переходить и вырубаться. И отказывать там нечему: примитивнейшая система с двоичным кодом и стандартной базой сигналов, оповещающих о том или ином виде опасности. Простая, как байт. Нечему там ломаться и глючить. Однако заглючило. Рыжий не вдавался в рассуждения — что могло быть, а что точно нет и почему. Он принимал любой свершившийся факт как данность. А фактом было то, что программа молчала.

Программа молчала, никак не отреагировав на пронзительный визг сирены, ввинчивающийся в уши и специально разработанный с таким расчетом, чтобы от нее вскакивали в полной боевой готовности не то что живые организмы, неважно, кибермодифицированные или нет, но и полутрупы в криокамерах. Но программа молчала, когда рыжий ужом вывернулся из одеяла и метнулся к двери. Рыжий не доверял программе. Он никому и ничему не доверял. Потому и был жив до сих пор. И рыжий отлично знал, что может означать вой сирены там, где знают о сорванном киборге. Знают не просто абстрактно, как о факте возможного существования, а конкретно — кто он и где прячется. И не важно, что знает только один человек — это ровно на одного человека больше, чем нужно для безопасности. Потому что известное одному человеку…

Дэн проснулся секундой позже — и как раз успел перехватить перешедшее в боевой режим тело, скрутить его имплантатами и швырнуть обратно на койку одним коротким «нет!». Ужас. Отчаянье. Обреченность. Желание жить — острое, пронзительное. Выворачивающее наизнанку. Любой ценой. Жить. Сожаление об упущенной возможности. Надо было уходить раньше. Пока путь был свободен. Надо было тогда. Сразу. Или еще раньше. Давно. Пока был шанс. А сейчас шансов нет: в пультогостиной люди, как минимум двое, и один из них капитан, который наверняка уже все знает. Потому что субординация и долг. Потому что доктор, конечно же, все ему рассказал. Потому что они люди. Они заодно. Так всегда происходит, люди могут ругаться и даже убивать друг друга, но стоит рядом появиться киборгу, особенно сорванному, — и все. Люди сразу вспоминают о том, что они люди. И что враг у них общий. А у капитана бластер, контур заряженной батареи хорошо различим сквозь тонкую переборку. Полный заряд, вон как светится. И рука не дрогнет — космодесантники не бывают бывшими. Шансов нет. Ни малейших…

Какую-то долю секунды эмоции рыжего ощущались своими собственными, дэновскими. Но потом их перекрыло спокойное и уверенное — чушь. Доктор никому ничего не сказал. Почему? Потому. Просто чушь. Непонятная и вроде бы ни на чем не основанная уверенность. Доктор не сказал. Это точно. Ни капитану, ни кому другому. Вот просто не сказал — и все.

Дэн не понимал, почему он в этом так уверен, и это непонимание слегка… нет, как ни странно, уже даже не пугало, а лишь раздражало. Раздражало, да. Пожалуй, самое подходящее определение. И почему-то сразу вспоминалось выражение лица капитана, то самое, странное, занесенное в базу под номером 162 и обозначенное как «за что мне это?!» (и над этой ассоциацией, пожалуй, стоит подумать — но потом, когда будет время и пройдет как само раздражение, так и спровоцировавший его фактор). К тому же непонимание оснований собственной уверенности почему-то раздражало Дэна гораздо меньше, чем точно такая же безосновательная и чуть было не закончившаяся катастрофой паника рыжего — а в ее полной и абсолютной безосновательности Дэн тоже был твердо уверен. Даже, пожалуй, тверже, чем в том, что доктор ничего не сказал капитану. Хотя и точно так же не понимал причины этой уверенности.