Наталья О'Шей - Хроники Люциферазы. Три корабля [litres]

Тут я, похоже, снова позорно лишился чувств.

Я очнулся как от толчка и рефлекторно оттолкнулся плечами, напряг ноги, выгнул спину и легко встал. На меня смотрели из-под бархатного полога сытые, довольные, но все равно любопытные кошкозвезды, трехглавый массив за провалом сиял призрачной белизной, сэр Росс в своем белом мундире продолжал вмерзать в лед рядом со мной. Свет двух лун совсем ушел, но не ушло мое новообретенное ночное зрение. Я покрутил головой и увидел два гигантских птичьих силуэта, приближавшихся с Дневной стороны и ритмично заслонявших звезды. Несколько минут – и два великана-ворона приземлились ровнехонько на гребень и стали протягивать ко мне крылья. Это были не те парни, что сбросили меня сюда, но вполне могли бы быть их близнецами. Что там у них – распределение обязанностей по Испытаниям, что ли, подумал я и принялся тянуть воронов к телу адмирала. Поскольку, как мы помним, переводчик-камеру я с собой в приступе слабоумия и отваги не взял, я как мог жестами объяснил, что хотел бы забрать сэра Росса. Вороны скрестили иглоперья перед лицами, что у них означает непримиримый отказ. Ну как же так? Я пытался донести, что нам необходимо похоронить начальника экспедиции, предать его земле предать его люциферазе, а они, кажется, объяснили мне, что он и так уже предан ей , что горный склон стал ему могилой, как бесчисленным альпинистам еще на Старой Земле.

Примерно через час бесполезной дискуссии я с разрывающимся сердцем сдался, потому что стало понятно, что вороны намерены унести отсюда только кого-то одного, и этот кто-то должен быть живой. Я сполз по склону, сел на лед рядом с сэром Морисом. Погладил его твердую как камень руку и попытался за-крыть расклеванные кровавые глаза, но тело адмирала уже настолько заледенело, что ничего у меня не вышло.

А ведь это они, эти двое, глаза ему и выклевали в ходе завершения ритуала, догадался я, забираясь на крылья воронов. Но я абсолютно уверен, что к тому моменту Росс был давно мертв, потому что никто не пришел к нему в люциферазной ночи, никто его не сшил .

Дальнейший фрагмент бэклога, если он и был, утрачен. Очевидно, в нем могло содержаться описание возвращения Шеклтона на крыльях воронов в лагерь. Поскольку сразу по возвращении Шеклтон был поме-щен корабельным врачом Тристрамом МакКуином в медотсек, мы допускаем, что он просто пропустил возможность наговорить лог по горячим следам и вернулся к нему, когда счел себя готовым продолжать.

Прошла неделя с тех пор, как я очнулся на ледяном хребте, из семи дней сутки я провел в полузабытьи, еще три дня Лавкрафт и МакКуин не выпускали меня из корабля под предлогом всяческих анализов и обследований. Мне страшно спать и больно дышать. Выклеванные глаза сэра Мориса следят за мной повсюду. Я все так же не чувствую перепадов температуры и могу перемещаться в темноте с закрытыми глазами, но стоит мне боковым зрением заметить две свои разнонаправленные тени, я теряю равновесие, и кажется, что сейчас я упаду и никогда больше не поднимусь. В такие минуты я резко останавливаюсь, будто задумался о чем-то важном, и верный Джонс останавливается на полшага позади. Странно, что на Ночной стороне тени помогали мне хранить равновесие, а здесь пока только мешают, будто не хотят, чтобы я их видел.

Передал командование Stella Maris первому офицеру Лонгфелло и принял на себя руководство экспедицией. Переносить штаб-квартиру к себе на «Пинту», однако же, не стал. Всем объяснил, что кают-компания на «Стелле» намного больше и удобнее, но на самом деле я продолжаю каждый вечер субботы приходить в каюту сэра Мориса и сидеть там с ним среди мореного дуба. Иногда я пытаюсь говорить с ним, раз за разом объясняя, как я не смог его спасти, не смог вытащить его тело из прóклятых льдов Верхнего Мира. За неимением возможности заглянуть ему в глаза (боже правый, они же выклевали их…), я обращаюсь к статуэтке Колумба. Ко-лумб бесстрастно молчит.

Вороны, напротив, несколько поутратили свою бесстрастность, по крайне мере, в отношении меня. Они все так же сидят лагерем вокруг наших кораблей и сопровождают попарно каждого, кто отправляется на разведку, но со мной теперь ходят те двое великанов, что вернули меня с той стороны. Они ведут себя корректно и даже дружелюбно, постоянно пытаются прикоснуться ко мне кончиками перьев – тыльной стороной, чтобы не повредить, и каждый из них старается не наступить на ту из моих теней, что находится с соответствующей стороны. Еще они постоянно тихо разговаривают, посматривая на меня, как будто включают меня в беседу в третьем лице, но я пока не готов снова включить переводчик-камеру. Пусть сделают следующий шаг.

Следующий шаг они делают на одиннадцатый день, ввечеру, когда две луны начинают свое движение навстречу друг другу под размытой, пыльной голубоватой Солицентой. С окраины к трапу «Пинты» почти бегом приближается Тедди Лавкрафт, а за ним, снова в окружении свиты из девяти громадных воронов, плавно движется тот, которого я уже привык называть для себя Мастером. Оставив Готье на палубе, спускаюсь к ним навстречу. Я в центре, Лавкрафт слева и Джонс справа встаем лицом к ним на земле у трапа, и в этот момент Натрикс и Сульфур оказываются в такой чуднóй позиции на небе, что я отчетливо вижу, как две мои тени обнимают тени Тедди и Дэви, как товарищей.

Мастер и все девять прокручивают формулу приветствия, изящно распуская крылья и поворачиваясь, и Мастер начинает говорить. Оказывается, Лавкрафт за время моего бездействия и восстановления не только не расставался с переводчик-камерой, но и, похоже, выучил ряд вороньих звуков и жестов, и теперь впол-не бойко переводит.

– Он-нам-ворон выдержал испытание. Он-вам-ворон уже не Второй Высокий из пришельцев, а настоящий ворон, вернувшийся из Верхнего Мира на крыльях братьев. Вижу, что Звездная Мать пришила нашему брату крылья, о которых он еще не знает, но я вижу их! Звездная Мать вытащила лоа он-нам-ворона из Подземного Мира и пришила его на место, слава и справедливость!

– Что означает лоа, Мастер? – вежливо спрашивает Лавкрафт.

В ответ тот разводит крылья так, чтобы кончики перьев указывали на две мои тени, и коротко произносит:

– Вот тень, вот лоа.

Я вижу, что левая тень смотрит в воздух глазами как осколки хрусталя, и резко вспоминаю, что это такое – чувствовать холод. Тем временем пятый из девяти воронов свиты, мой знакомец, ловко извлекает из-под оперения некий черный сосуд витиеватой формы, а седьмой так же плавно достает отрез ткани, искусно расшитый черно-зелеными перьями, солнышками-солицентами и языками огня. Только тут до меня доходит, что сегодня эта компания безоружна!