Фрэнк Херберт - Дюна [обновлённый перевод от 2019 года] [litres]

– Пол, – начала она, – в этой Вселенной случаются и другие ужасные открытия. Я вдруг поняла, как скверно я обращалась с тобой, как манипулировала и орудовала тобой, стараясь направить на выбранный мною путь… который мне пришлось выбрать, если это может меня оправдать. – Она проглотила комок в горле, заглянула сыну в глаза. – Пол, я хочу, чтобы ты кое-что обещал мне. Будь хоть ты счастлив. Если хочешь, женись на своей пустынной женщине, кто бы ни противился этому. Но выбери собственный путь. Не мне…

Она умолкла, за спиной послышался чей-то шепот.

Гарни!

Она увидела глаза Пола, обращенные не на нее, обернулась.

Гарни стоял на том же месте – нож его был уже в ножнах – и рвал на груди бурнус, открывая серую гладкую поверхность конденскостюма… Такие костюмы контрабандисты заказывали в ситчах Вольного народа.

– Вонзите же нож в эту грудь, – простонал Гарни, – убейте меня, говорю, и скорее. Я опозорил собственное имя, я предал своего герцога! Лучше…

– Тихо! – сказал Пол.

Гарни, замолчав, уставился на него.

– Застегнись и перестань валять дурака, – сказал Пол, – сегодня с нас уже довольно глупостей.

– Убейте меня, говорю! – в ярости выкрикнул Гарни.

– Ну, знаешь, – сказал Пол, – похоже, все считают меня идиотом! Неужели я должен разделаться с каждым из тех, кто мне нужен?

Гарни перевел взгляд на Джессику и не похожим на собственный, отстраненным, умоляющим голосом произнес:

– Тогда вы, миледи, пожалуйста… убейте меня.

Джессика подошла к нему, положила руки на плечи:

– Гарни, ну почему ты вдруг решил, что Атрейдесы должны убивать всех, кого любят?

Ласковыми прикосновениями она вынула из его пальцев растерзанный ворот, застегнула его.

Гарни, запинаясь, произнес:

– Но… я…

– Ты думал, что воздаешь должное памяти моего герцога, – ответила она, – благодарю тебя за это.

– Миледи, – проговорил Гарни. Он уронил подбородок на грудь, сквозь стиснутые ресницы выступили слезы.

– Будем считать, что это просто недоразумение среди старых друзей, – сказала она. Пол слышал умиротворяющие, успокаивающие нотки в ее тоне. – Все кончилось, и хорошо, что больше не придется возвращаться к этой теме.

Гарни открыл увлажнившиеся глаза, поглядел на Джессику.

– Гарни Холлик, которого я знала, был адептом и клинка, и музыки, – сказала Джессика, – и мне больше всего он нравился за бализетом. Разве не помнит Гарни Холлик, как, бывало, часами я наслаждалась его музыкой? Уцелел бализет, а, Гарни?

– Теперь у меня новый, – ответил Холлик, – привезенный с Чусука. Неплохой инструмент, по звуку похож на работу Вароты, только подписи нет. Я думаю, его изготовил кто-нибудь из учеников Вароты… – Он вдруг умолк. – Что мне сказать вам, миледи? Как я могу болтать здесь о…

– Это не болтовня, Гарни, – сказал Пол. Он стоял теперь рядом с матерью, лицом к лицу с Гарни. – Это не болтовня. Мы рады слышать тебя. И если можешь, сыграй – для нас это будет подарком. А битвы и планы могут подождать. В бой идти завтра, еще есть время.

– Мне… мне надо взять бализет, – пробормотал Холлик. – Я оставил его у входа. – Обойдя их обоих, он исчез за покрывалом.

Положив ладонь на руку матери, Пол почувствовал, что она дрожит.

– Все закончилось, мать, – сказал он.

Не поворачивая головы, она искоса глянула на него:

– Закончилось ли?

– И, конечно, Гарни…

– Гарни? Ах, да… – Она опустила глаза.

Зашуршали занавеси. Гарни вернулся с бализетом.

Опустив глаза, он принялся настраивать инструмент. Драпировка, ковры и подушки глушили звук, делая его интимным и тихим.

Пол подвел мать к подушкам, она села, прислонившись спиною к толстым коврам на стене. Вдруг он обратил внимание, как состарила ее пустыня – эти иссушенные морщины, расходящиеся от ее глаз, покрытых голубой дымкой.

«Она устала, – подумал он, – нужно найти способ облегчить ее ношу».

Гарни взял аккорд.

Пол поглядел на него:

– Вот что… мне нужно кое-что сделать. Подождите меня здесь.

Гарни кивнул. Он словно был уже в невообразимой дали под чистым небом Каладана… И дальняя тучка на горизонте обещала разразиться дождем.

Пол заставил себя повернуться, раздвинув тяжелые занавеси, он вышел в боковой проход. Гарни позади затянул песню. На мгновение Пол остановился, внимая словам и далекой музыке:

Из-за угла показался облаченный в бурнус курьер-фидайин. Капюшон он отбросил на спину, а завязки конденскостюма болтались у него на шее – значит, только что прибыл из пустыни.

Пол жестом приказал ему остановиться, выпустил из рук занавеси, прикрывавшие вход.

Мужчина склонился перед ним, сомкнув спереди руки, – так подобало приветствовать Преподобную Мать или сайидину обрядов – и сказал:

– Муад'Диб, вожди начали собираться на совет.

– Так скоро?

– Те, которых Стилгар пригласил заранее, когда все еще считали… – Он пожал плечами.

– Вижу. – Пол вновь оглянулся на слабый звук бализета, припоминая старую песню, которую почему-то захотела услышать его мать. Игривая, веселая мелодия странно контрастировала с грустными словами. – Скоро вместе с остальными сюда прибудет Стилгар. Проводи их к моей матери, она ждет их.

– Я подожду их здесь, Муад'Диб, – произнес вестник.

– Да… да, так и сделай.

Оставив фримена у входа, Пол направился в глубь пещеры, к месту возле котловины с водой, что имелось в каждом ситче. Там, между рытвинами, содержали крохотного Шай-Хулуда – недоростка, не длиннее девяти метров. Делатель, отделившийся от малых делателей, избегал воды: она была для него ядом. Утопив делателя в воде – и это являлось величайшим их секретом, – фримены получали объединяющую Воду Жизни, яд которой могла преобразовать только Преподобная Мать.

Решение Пол принял в тот момент, когда матери угрожала опасность. Ни в каком из вариантов будущего не видел он, что Гарни Холлик вдруг станет опасен. Будущее бурлящим серым облаком опутывало его, призрачный мир шествовал к бурной развязке.

«Я должен увидеть все, что скрывается за пеленой», – подумал он.

Организм его постепенно приобретал невосприимчивость к специи, и провидческие видения посещали сознание гораздо реже, становясь при этом все смутнее. Решение было очевидным.