Фрэнк Херберт - Дюна [обновлённый перевод от 2019 года] [litres]

– Подозреваю, – сказала Джессика, – что Харконненам удалось заслать к нам агента, чтобы отравить Пола. Другого объяснения я не нахожу. Какой-то совершенно необыкновенный яд. Я проверила его кровь всеми мыслимыми способами, но так ничего и не нашла.

Чани встала возле нее на колени:

– Значит, яд? Ему больно? Могу я…

– Он без сознания, – продолжала Джессика, – жизненные процессы в его теле замедлились настолько, что их удалось обнаружить лишь благодаря тончайшей технике. Я просто содрогаюсь от мысли, что могло бы случиться, если бы не я первой обнаружила его. Непосвященному взору он кажется мертвым.

– Ты вызвала меня не просто из сочувствия, Преподобная Мать, – ответила Чани. – Я знаю тебя. Так что же могу сделать я, раз ты бессильна?

«Как она храбра, очаровательна и – ах-х! – как восприимчива, – подумала Джессика. – Какая Дочь Гессера получилась бы из нее!»

– Чани, – сказала Джессика, – может быть, ты и не поверишь мне, но я не знаю, зачем я послала за тобой. Какой-то инстинкт… интуиция. Просто сама собой пришла мысль: «Надо послать за Чани».

И тут Чани заметила печаль на лице Джессики, боль в ее обращенном внутрь взгляде.

– Я сделала все, что умею, – сказала она. – Все… тебе будет трудно даже представить, насколько это «все» больше того, что назвали бы другие этим словом. Но… я ничего не сумела.

– А этот старый друг, Холлик? – спросила Чани. – Не его ли рук дело?

– Исключено, – ответила Джессика.

Одно слово вместило целый разговор… Чани угадывала за ним проверки и перепроверки… воспоминания о былых неудачах.

Качнувшись назад, Чани поднялась на ноги, разгладила потрепанное в пустыне облачение.

– Отведи меня к нему, – сказала она. Джессика поднялась, повернулась к занавесям у стены слева.

Чани последовала за ней и оказалась в бывшей кладовой. Теперь стены ее были занавешены тяжелыми тканями.

У дальней стены на походном матрасе лежал Пол. Лицо его освещал подвешенный прямо над головою шар. Черное одеяние покрывало его, руки были вытянуты вдоль тела. Видимо, его раздели и прикрыли одеялом. Кожа его казалась восковой. Он был совершенно неподвижен.

Чани подавила желание броситься вперед, повалиться головой на это недвижное тело. Но мысли ее обратились в другую сторону, к их сыну, к Лето. И тут она поняла, что испытывала Джессика, когда ее герцогу грозила смерть, когда приходилось заставлять себя искать пути спасения юного сына. И сочувствие к стоявшей рядом вдруг стало столь горячим, что Чани стиснула руку Преподобной. Ответное пожатие было даже болезненным.

– Он жив, – ответила Джессика, – уверяю тебя, он жив. Но ниточка, на которой держится его жизнь, столь тонка, что ее едва можно заметить. А среди вождей некоторые уже поговаривают, что моими устами говорит просто мать, не Преподобная, и я, мол, отказываю племени в воде сына.

– И давно он в таком состоянии? – спросила Чани. Высвободив свою руку из ладони Джессики, она прошла в комнату.

– Три недели, – ответила Джессика, – и почти неделю я пыталась оживить его. Тут были и встречи, и споры… и расследование. Потом я послала за тобой. Фидайины повинуются моим приказаниям, иначе мне не удалось бы отсрочить… – Она замолкла и облизала пересохшие губы.

Чани подошла к Полу. Она застыла над ним: лицо его обрамляла мягкая юношеская бородка, высокий лоб, мужественный нос, сомкнутые глаза… мирное лицо, скованное жестоким покоем.

– А питание он получает? – спросила Чани.

– Потребности его плоти столь невелики, что в пище не было необходимости, – ответила Джессика.

– Многие ли знают о том, что произошло? – спросила Чани.

– Лишь его ближайшие советники, некоторые из предводителей, фидайины и, конечно, тот, кто дал ему яд.

– А кто это, есть ли хоть намек?

– Нет, мы не хотели расследования, – ответила Джессика.

– А что говорят фидайины? – спросила Чани.

– Они верят, что Пол находится в священном трансе, копит святость к заключительным битвам. Я поощряла именно эту точку зрения.

Чани опустилась на колени возле матраса, склонилась к лицу Пола. Она сразу ощутила слабый запах… но это была специя – вездесущая специя, пропитавшая все, к чему прикасаются руки фримена.

– Вы оба не рождены, как мы, среди специи, – проговорила Чани. – Не могло ли случиться, что тело его восстало против ее избытка… Ты его проверяла?

– Аллергических реакций нет, – ответила Джессика.

От внезапно нахлынувшей усталости она закрыла глаза, только чтобы не видеть… «И сколько же я не спала! – подумала она. – Неужели так много?»

– Когда ты преобразуешь Воду Жизни, – сказала Чани, – ты делаешь это, углубляясь сознанием в себя. Его кровь ты проверила этим способом?

– Обычная кровь фримена, – ответила Джессика, – полностью приспособленного к здешним условиям и пище.

Сев на пятки, Чани внимательно вглядывалась в лицо Пола, мыслью подавив в себе страх. Этому умению она научилась, наблюдая за Преподобными. Время можно было заставить служить разуму. Только для этого была нужна предельная концентрация мысли.

Наконец она спросила:

– Делатель здесь есть?

– Несколько, – с тенью усталости в голосе ответила Джессика. – В такие дни без них не обойдешься. Каждую победу приходится благословлять, каждый обряд перед набегом…

– Но Пол-Муад'Диб всегда уклонялся от этих обрядов.

Джессика кивнула, припоминая двойственное отношение сына к получаемому из специи наркотику и ощущению видения будущего, которое он порождал.

– Откуда ты знаешь это? – спросила Джессика.

– Так говорят.

– Слишком уж многое говорят, – с горечью сказала Джессика.

– Пусть мне принесут сырую воду делателя, – сказала Чани.

Услышав повелительную интонацию в тоне молодой женщины, Джессика замерла на мгновение, но, заметив ее предельную углубленность, ответила:

– Сию минуту. – И скользнула за занавеси позвать водоноса.

Чани сидела, глядя на Пола. «Если бы только он сделал именно это, – думала она. – На подобное он мог решиться».

Джессика опустилась на колени рядом с Чани с простым походным кувшином. Резкий запах яда ударил молодой женщине в ноздри. Обмакнув в жидкость палец, она поднесла его к носу лежащего.

Кожа на переносице дернулась. Он медленно шевельнул ноздрями.

Джессика охнула.

Влажным пальцем Чани прикоснулась к верхней губе Пола.

Раздался долгий дрожащий вдох.

– Что это? – спросила Джессика.

– Тихо, – ответила Чани. – А теперь надо преобразовать для него немного священной воды. Быстро!

Не спрашивая более, чувствуя в словах Чани глубокий смысл, Джессика поднесла кувшин ко рту и пригубила.

Глаза Пола открылись. Он поглядел на Чани.

– Ей нет нужды преобразовывать воду, – ровным слабым голосом произнес он.