Фрэнк Херберт - Дюна [обновлённый перевод от 2019 года] [litres]

– В этом нет нужды, – сказала Джессика. – Пол, есть ведь и другие пути.

Пол выступил из сброшенного конденскостюма, извлек крис из ножен, оставшихся в руках матери.

– Знаю я, – отвечал он, – яды, ассасины, старые, знакомые штучки.

– Вы обещали мне Харконнена, – прошипел Гарни, Пол видел ярость на его лице, кривой шрам набух кровью и потемнел. – Есть долг и за вами, милорд!

– Разве ты пострадал от Харконненов больше меня? – спросил Пол.

– А моя сестра? – задохнулся от негодования Гарни. – А годы, проведенные мною в узилищах для рабов барона?

– А мой отец? – ответил Пол. – А мои друзья, Сафир Хават и Дункан Айдахо, а годы, проведенные в безвестности, без должного положения и почестей… и кроме того, теперь нам придется руководствоваться правилами канли.

Плечи Холлика поникли.

– Милорд, если эта свинья… Да он же не более чем скотина! Пните его ногой… и сапог придется выбросить. Если вам угодно, прикажите мне стать палачом, но дайте сделать это мне, не подвергайте себя…

– Муад'Дибу не обязательно так поступать, – отметила Чани.

Он поглядел на нее, заметил в ее глазах страх за него.

– Но герцог Пол обязан так поступить.

– Это же просто животное, как и все Харконнены, – выдохнул Гарни.

Пол хотел было сказать, что он и сам Харконнен, но брошенный матерью взгляд остановил его.

– Однако у этого существа облик человека, и оно заслуживает, по-человечески, хотя бы сомнения.

Гарни сказал:

– Если он настолько…

– Пожалуйста, отойди в сторону, – сказал Пол. Взвесив в руке нож, он мягко отодвинул Гарни с дороги.

– Гарни! – сказала Джессика, тронув его за руку. – В таком настроении он словно собственный дед. Не отвлекай его. Ничего другого нам не остается. – И подумала: «Великая мать! Что за ирония!»

Император внимательно глядел на Фейд-Рауту – тяжелые плечи, массивные мускулы. Он перевел взгляд на Пола – юношеское гибкое тело, еще не столь иссушенное, как у аборигенов Арракиса, но ребра можно пересчитать, и ни единой жиринки, малейшее движение мышц видно под кожей.

Склонившись к Полу, Джессика произнесла так, чтобы кроме него никто не слышал:

– Одно слово, сын. Опасных людей Дочери Гессера иногда специально обрабатывают: в память им обычными методами поощрения и наказания впечатывается слово. Обычно это – «урошнор». Если Харконнен уже обработан, а я подчеркиваю это, шепни эти звуки на ухо – и мышцы его расслабятся…

– Мне не требуются какие-нибудь дополнительные предосторожности против него, – сказал Пол. – Отойди!

Гарни спросил ее:

– Зачем он это делает? Ищет смерти, хочет умереть мучеником? Неужели все эти религиозные предрассудки Вольного народа так затуманили его разум?

Джессика спрятала лицо в ладонях. Она не понимала причин, по которым ее сын решился на бой. Она ощущала – в этот зал уже пришла смерть. Она знала, что преобразившийся Пол способен и возжелать смерти от на-барона, о чем говорил Гарни. Все ее способности требовали одного: защитить сына, но сделать она уже ничего не могла.

– Всему виной эта болтовня, – настаивал Гарни.

– Молчи, – отвечала Джессика, – и молись.

На лице Императора промелькнула улыбка:

– Если Фейд-Раута… из моего окружения… так желает, – сказал он, – я освобождаю его ото всех обязанностей в отношении меня и предоставляю право самому выбрать судьбу. – Он махнул рукой в сторону стражников-фидайинов. – У кого-то из твоих оборванцев мой пояс и короткий клинок. Если Фейд-Раута желает, он может выйти на поединок с моим лезвием.

– Я хочу этого, – сказал Фейд-Раута, и на лице его появилось возвышенное выражение.

«Он слишком уверен в себе, – подумал Пол, – подобным преимуществом я могу воспользоваться».

– Принесите клинок Императора, – произнес Пол и проследил, как выполнялась его команда. – Положите здесь на пол. – Он показал место ногой. – Пусть императорские оборванцы отступят назад, к стенке, и дадут место Харконнену.

В зале замелькали одеяния, зашуршали шаги; команды и протесты сопровождали выполнение распоряжения Пола. Гильдийцы остались возле связных аппаратов. В явной нерешительности они хмуро глядели в сторону Пола.

«Они привыкли видеть будущее, – подумал Пол. – А сейчас они слепы, слепы, как и я сам». Ветры времени несли бурю. Даже те немногие бури, что открывались ему прежде в подступающей стене, были теперь сокрыты. За стеной непредсказуемого скрывался не рожденный еще джихад. Скрылось сознание расы, которое он ощущал когда-то как собственное страшное предназначение. Квизац Хадерачу, Лисан аль-Гаибу, даже увечным мыслью Дочерям Гессера все было ясно. Человеческая раса осознала собственную спячку, затхлую дрему существования, и почувствовала необходимость грядущей бури, которой суждено перемешать все гены. Выживут сильные… И в этот момент люди во всей Вселенной словно бы слились в бессознательный единый организм, дрожащий от сексуального возбуждения… что устоит перед подобной мощью?

Пол наконец понял, сколь тщетны были его попытки изменить хотя бы кроху в грядущем. Он-то думал, что сумеет предотвратить джихад… но нет, джихаду суждено быть. Яростные легионы вырвутся с Арракиса, даже если его не станет. Он уже показал им путь, подчинил даже Гильдию, ведь чтобы существовать, ей нужна специя. А его фрименам хватит и живой легенды, которой он стал.

Сознание собственной неудачи переполняло его, и он даже и не смотрел, как Фейд-Раута Харконнен стягивает с себя порванный мундир, оставшись лишь в коротких фехтовальных брюках на кольчужной основе.

«Вот и апогей! – подумал Пол. – Сейчас откроется будущее, облака триумфально расступятся. И если я здесь погибну, они скажут, что я принес себя в жертву, чтобы дух мой мог вести их вперед. А если я останусь жив, они скажут – ничто не в силах противостоять Муад'Дибу».

– Готов ли Атрейдес? – Фейд-Раута выкрикнул слова, начинающие древний ритуал канли.

Пол предпочел ответить по-фрименски:

– Да треснет и расщепится твой нож! – И указал Фейд-Рауте на лежавший на полу клинок Императора, чтобы тот подошел и взял его.

Не отводя глаз от Пола, Фейд-Раута подобрал нож, взвесил его в руке. Возбуждение охватило его. Вот бой, о котором он мог лишь мечтать: лицом к лицу, умением против умения и никаких щитов. Он понимал, что перед ним открывается путь к власти, ведь Император, вне сомнения, наградит того, кто убьет смутьяна-герцога. И наградой может оказаться его высокомерная дочь… А этот чурбан-герцог, захолустный авантюрист, куда ему до Харконнена, искушенного в хитростях и подлых уловках в тысячах поединков на арене! Этой деревенщине и в голову не придет, что его ждет не только нож.

«Посмотрим-ка, что ты запоешь от яда!» – подумал Фейд-Раута. Отсалютовав Полу клинком Императора, он выпалил: