Фрэнк Херберт - Дюна [обновлённый перевод от 2019 года] [litres]

– А что для меня? – спросила Джессика.

– Ты чего-нибудь хочешь?

– Может быть, Каладан? – сказала она, поглядев на Гарни. – Я еще не уверена. Я слишком уж стала фрименкой… и Преподобной Матерью и хочу лишь немного мира и спокойствия.

– Ты получишь и то, и другое, – сказал Пол, – все, что будет по силам нам с Гарни.

Джессика кивнула, вдруг ощутив себя старой и усталой. Она поглядела на Чани:

– А что ждет наложницу будущего Императора?

– Не надо мне титулов, не надо… – зашептала Чани. – Ничего не надо, я умоляю.

Пол поглядел ей в глаза, вспомнив вдруг, как стояла она перед ним, прижимая к себе крошку Лето, их убитого мальчика.

– Клянусь, – прошептал он, – титул тебе не потребуется. Эта женщина будет моей женой, а ты – наложницей, так рассудила политика – приходится примирять всех, привлекать Ландсраад на свою сторону. Приходится подчиняться условностям. Но эта принцесса получит от меня лишь имя. Ни ребенка, ни ласки, ни взгляда… ни мгновения страсти.

– Это ты сейчас так говоришь, – отвечала Чани, поднимая глаза на стройную высокую принцессу.

– Неужели ты еще не узнала моего сына? – прошептала Джессика. – Смотри, как держится эта принцесса, сколько в ней гордости и высокомерия. Говорят, что у нее писательские наклонности. Будем надеяться, что она найдет утешение в литературе, ничего другого ей не останется. – Джессика горько усмехнулась. – Подумай, Чани, у принцессы будет громкое имя, но жить ей суждено будет хуже наложницы… Подумай, ни мгновения ласки… А нас, Чани, нас, наложниц… история назовет женами.

С ростом количества объектов в ограниченном пространстве за критической точкой число степеней свободы каждого уменьшается. Это справедливо, если речь идет и о людях, замкнутых в тесные рамки экосистемы планеты, и о молекулах в закупоренной фляге. Проблема гуманности заключается не в том, долго ли человек может выжить в подобной экосистеме, но в том, какую жизнь придется вести выжившим.

Обычно для новичка Арракис – просто-напросто колоссальная каменистая пустошь. Незнакомый с планетой человек первым делом решит, что ничто не может здесь жить и расти под открытым небом, что его окружает бесплоднейшая из пустынь, которая никогда не была плодородной и не будет.

Для Пардота Кайнса планета была воплощением энергии, машиной, мотором которой является солнце. Необходимо лишь приспособить ее к нуждам человека. Мысль его сразу же обратилась к кочевникам, к Вольному народу. К фрименам. Вот это вызов природе! Каким инструментом они могут стать, эти фримены! В них он почувствовал экологическую и геологическую силу, почти неограниченную в своих возможностях.

Человек он был непосредственный и, скажем, прямолинейный. Так, значит, надо научиться обходить законы Харконненов? Великолепно. Для этого можно жениться на фрименке. А когда она подарит ему сына-фримена, он научит его, Лайета-Кайнса, и его друзей экологической грамотности, новому языку, что позволяет манипулировать ландшафтом, климатом, временами года, что способен, наконец, испепелить все сложившиеся представления о равновесии сил на планете ослепительным светом знания.

«На любой не пораженной вредителем-человеком планете существует прекрасное в своем равновесии внутреннее движение, – говорил Кайнс. – И в красоте его нетрудно увидеть общий для всей жизни динамический стабилизирующий фактор. Цель проста: поддерживать существование и воспроизведение скоординированных схем все большей и большей сложности. Наличие жизни в замкнутой системе увеличивает собственную способность жизненных форм к самовоспроизводству. И жизнь – все живое – служит жизни. Система становится сложнее, и продукты питания поставляются жизни жизнью во все возрастающем разнообразии. Сам ландшафт оживает, наполняется связями, и связями в них, и новыми связями».

Такие лекции Пардот Кайнс читал в ситчах обычным селянам.

Но прежде чем перейти к лекциям, ему пришлось убедить фрименов. Чтобы понять, как все это происходило, попробуйте представить себе этого однодума, с его невероятной приверженностью своей идее и простодушием, с которым он воспринимал окружающее. Он не был наивным, нет, он просто не позволял себе отвлекаться.

Он занимался исследованием ландшафта Арракиса в одноместной наземной машине и однажды жарким полднем наткнулся на прискорбно обычную для здешних мест сценку. Шестеро харконненских наемников в щитах и полном вооружении застигли троих фрименских юношей на равнине за Барьером у деревни Ветряной Мешок. Сперва Кайнсу стычка показалась пустячной иллюстрацией из журнала, потом до него дошло, что харконненцы намерены убить фрименов. Один из юношей как раз тогда покатился по песку с перерезанной артерией. Двое наемников, правда, уже не подавали к этому времени признаков жизни, но тем не менее двоим юнцам противостояло четверо вооруженных головорезов.

Кайнс не был храбр, этот однодум просто был бережлив. Харконнены убивали фрименов, орудия, с помощью которых он собирался переделать планету! Он включил собственный щит, вмешался и заколол рапироном двоих харконненцев прежде, чем остальные заметили, что позади появился кто-то еще. Потом он отбил удар меча и аккуратно распорол горло еще одному. Предоставив оставшегося наемника вниманию двоих юнцов, собственное внимание он уделил распростертому на земле мальчику. И спас ему жизнь. Тем временем двое юношей вывели в расход последнего, шестого наемника.

Вот так котелок песчаной форели! [1] Вот так заварушка! ( фрименск .) Фримены не понимали, что им делать с Кайнсом. Конечно, они знали, кто он. Никто не попадал на Арракис без того, чтобы его досье не просмотрели в подземных твердынях фрименов. Все знали – он слуга Императора.

Но этот иномирянин убил харконненцев!

Взрослые фримены, должно быть, не без недоумения пожав плечами, с некоторым сожалением отправили бы его тень следом за тенями шести убитых. Но трое юношей были еще неопытны и осознали главное: этому слуге Императора они обязаны жизнью.

Двумя днями позже Кайнс объявился в ситче у прохода Ветров. С его точки зрения, все было естественно. Он завел разговор с фрименами о воде, о дюнах, остановленных травою, о рощах финиковых пальм, о канатах прямо в пустыне. Он говорил, и говорил, и говорил.

А вокруг него бушевал спор, о котором Кайнс даже не подозревал. Что делать с этим безумцем? Он узнал местоположение главного ситча. Что делать? Как понимать его безумные речи о рае, которым станет Арракис? Пустая болтовня? Он и так узнал слишком много. Но он же убил харконненцев! Как насчет водяного долга? Какие могут быть долги перед Империей? Но ведь он убил харконненцев. А кто их не убивает? Хотя бы я сам.