Йен Макдональд - Восставшая Луна

Череда выстрелов – таких быстрых, что они сливаются в один. Тишина.

«Старт инициирован, – сообщает ИИ корабля. – Наружная шлюзовая дверь открывается».

– Они наверху! – врывается женский голос на общий канал. – Поверхность ими кишит.

– Расчистите нам место! – вопит Ник Воронцов, пристегнутый между Луной и Лукасинью.

– Будем стартовать по-новому, – говорит капитан. – Ждите.

У каждого на линзе появляется обратный отсчет. Ник Воронцов берет Луну и Лукасинью за руки.

– Хорошо кричать… – начинает он, но не успевает договорить: «Орел» срывается с места. В пассажирском модуле орут во все горло. Сквозь какофонию выстрелов и грохот двигателей слышен повторяющийся треск скорострельных пулеметов. Корабль трясется, кресла трясутся, каждая клеточка в теле каждого пассажира тоже трясется.

Лукас видит страх и боль на лицах тех, кого любит. Сперва боишься, что все закончится слишком быстро – и ты упадешь с небес, потом – что все закончится мгновенно, огромным взрывом. И в конце концов, боишься, что это вообще не закончится.

«Обратный отсчет до отключения главного двигателя, – говорит „Орел“. – Приготовиться к свободному падению через три, два, один».

И все. Лукас чувствует, как его желудок сжимается, вес исчезает. Увидев на лице Абены Асамоа страдание, Ник Воронцов отстегивает ремень и подплывает к ней с мешком для рвоты. В тишине после характерных звуков и виноватого бормотания все отчетливо слышат щелчки, доносящиеся от переборки. Цок-цок, цок-цок, прямо к встроенному трапу.

– Твою мать, – говорит Ник Воронцов. – Они на корпусе.

– Как? – спрашивает Ариэль.

– Наверное, прыгнули во время старта. Они находятся ниже линии огня пушек, поэтому мы не сможем по ним попасть, – объясняет он.

– Они могут открыть дверь? – спрашивает Лукасинью.

– Они способны разломать достаточно систем, чтобы мы не смогли нормально приземлиться.

– То есть мы упадем, – уточняет Луна.

– То есть упадем, да.

– Как от них избавиться? – спрашивает Алексия Корта.

– Кто-то должен выйти и разобраться с ними, – говорит Дакота Каур Маккензи.

– Скафандры есть? – спрашивает Алексия.

– Два КВ-скафа [44] КВ-скаф – скафандр для коротких выходов. Комбинезон из эластичной ткани, достаточно плотный, чтобы дополнить естественное сопротивление давлению, свойственное человеческой коже, а также предотвратить потерю жидкости. Белый, для отражения тепла. Комбинированный шлем-респиратор приклеивается к скафу и герметичен лишь в той степени, в какой владелец скафа аккуратен с клейкими полосками. Предназначен для выхода в вакуум не более чем на пятнадцать минут. Баллистические полеты на лунных кораблях длятся в среднем пятнадцать минут. Если проблему нельзя решить в течение срока службы КВ-скафа, она не решится совсем. ,– говорит Дакота Маккензи. – Разве не здорово, что кто-то проверяет такие вещи? – Она отстегивает ремень безопасности и выталкивает себя из кресла к потолочному шлюзу, ведущему в центр управления. Пролетая мимо Росарио де Циолковски, мягко хлопает ее по затылку. – Вперед, боец. Скафандров-то два. Проверим, остался ли в тебе дух гази.

Служебный шлюз такой маленький, что Росарио и Дакоте приходится свернуться вокруг друг друга, как близнецам в материнской утробе.

– Фал, фал, фал, – говорит капитан Ксения, закрывая ВКД-шлюз.

– Пятнадцать минут, – говорит Дакота Маккензи по каналу скафандра. Росарио пристегивает оружие к себе, себя – к карабину внутри шлюза. Топор и три сигнальные ракеты, чтобы сразиться с боевыми ботами, способными развернуться в сотню ножей.

Шлюз открывается. Росарио подтягивается наружу. И тотчас теряет ориентацию. Она висит вниз головой и видит Cолнечный пояс – ленту такой глубокой тьмы, что кажется, она рассекает серебристую Луну надвое. Росарио вскрикивает и крепко сжимает край шлюза: боится упасть. Нет, Луна не внизу и не наверху: здесь нет ни верха, ни низа, есть только движение. Да, она падает – все падает. Она снова проверяет карабин: хватит единственного, слишком резкого движения, чтобы улететь прочь от лунного корабля.

Внизу проносится Море Спокойствия. Ее желудок сжимается.

Четырнадцать минут.

Внутренний дисплей в КВ-скафе рудиментарный, но его функций хватает, чтобы рассмотреть врага: два бота на противоположной стороне корпуса, среди топливных баков. «Орел» – конструкция для лазания в свободном падении; распорки и перекладины позволяют перемещаться по нему без труда. Но это все-таки не лазание; когда куда-то влезаешь, сражаешься с гравитацией. Здесь же совершенно иная форма движения – карабканье. Росарио карабкается по поверхности лунного корабля. Фал разматывается позади.

– Поспешите, – встревает капитан Ксения. – Мы уже остались без одного топливного насоса.

Теперь во внутреннем дисплее нет нужды. Враг в поле зрения: два бота пилят топливопровод. У лунных кораблей, как у велосипедов, вся инженерная часть снаружи. Росарио достает сигнальную ракету. Дакота готовит топор.

– Как мы это сделаем? – спрашивает Росарио.

Ответ становится очевидным, когда боты замечают угрозу. Синтетические мышцы изгибаются, искусственные сухожилия натягиваются, и панцирь распадается на секции, которые перегруппировываются для удара. Когда бот атакует, Росарио отбивает убийственный выпад, рванув в сторону конечность и сломав суставы. Брызги смазки затуманивают забрало, но нет времени его вытирать. Она откручивает колпачок сигнальной ракеты – химикаты смешиваются и воспламеняются; остается лишь воткнуть оружие в сенсорную решетку. Бот отшатывается, тянет лапы, пытаясь выдернуть ракету из своего скопления глаз. Та мигает – окислитель заканчивается – и гаснет совсем. Бот разворачивается в прыжке. Лапа, острая как иголка, задевает живот Росарио и вспарывает тонкую ткань КВ-скафа. Свободной рукой бот ищет опору, чтобы развернуться для смертельного выпада. Тут ему прямо в сердцевину попадает топор, летящий со всей силой, какую сумела вложить в бросок Дакота Каур Маккензи, и бот кувырком уносится на орбиту.

– Дерьмо, – говорит Росарио, ощупывая аккуратный разрез на скафандре. – Вот дерьмо, у меня кровь. Дерьмо-о-о…

– Забудь, – говорит Дакота. – Вот и улетел топор. У нас остался один бот и две ракеты.

Второй бот, словно придя к такому же выводу, вылезает откуда-то изнутри корабельных механизмов. Это похоже на омерзительное вылупление: длинные конечности освобождаются, вытягиваются и ищут, за что зацепиться. Росарио от боли стискивает зубы. Блин, а больно-то. А-а-ахренительно больно. Как долго человек может выжить в вакууме? Ее шлем сидит плотно, но герметичность оболочки нарушена – значит, она практически голая. Вокруг парит в невесомости пояс из капелек крови, при движении пачкая белый скафандр.