Ника Ракитина - Даринга: Выход за правила [СИ]

— Значит, у старого бога закричать Трилла не вышло?

— Почти вышло, — Бранни отвела с лица тяжелые волосы. — Но брат разбавил крик в пустых воинах. Они сбежались и почти все сидят здесь. Три руки и одна без малого.

— Столько же, сколько у меня. Но в укрепленном замке. Запеть их не сможешь?

— Пока он рядом? Нет. Есть еще служанки и священники, все преданы брату, даже «глухие». И Гай Йолед…

Медведь поймал ее ладони:

— Слушай, дочка. Тебе достанет храбрости? Знаю, что достанет. Я дам тебе мешок с зельем, высыплешь тихонько в кухонные котлы.

— Отрава? — Бранни потянула руки на себя. Медведь хмыкнул:

— Особое зелье. Чтобы наемники животом маялись. Переловим их всех по-одному. И вот еще что. Ангейр говорил, есть потайной ход с Тельг в замок. И что он его тебе покажет, как в возраст войдешь. Ну как? — посмотрел умоляюще.

— Показал, — медленно отозвалась королева. — И я вам покажу.

— Тогда чего мы стоим?

Бранвен сузила глаза — даже в темноте это было видно.

— Ты же не отдашь меня в Гай Йолед?

— Да Равновесный с тобой! Кто тебе в голову глупость вложил такую? — Медведь встряхнул ее и решительно прижал к себе.

— Я брату на крови клялась. Этим годом, когда осенние Танцовщицы сольются, — или туда, или взамуж.

Трулан крякнул:

— Делов-то… на рыбью ногу. У меня этих ладных парней… Выбирай любого.

— У меня уже есть жених, — сказала королева твердо. — И за другого я не пойду.

Привычно подставила руку, и сокол слетел на предплечье, словно завороженный.

— Клянись здесь и сейчас, что я буду с ним.

Дядька почесал темечко:

— У парня-то ты хоть спросила?

До того королева держалась твердо, как клинок, а сейчас затряслась, расплакалась. Всей тяжести, что навалилась ей на хрупкие плечи, было чересчур. Трулан понимающе отвернулся. А Риндир так и качался на руке в такт с выплескивающими слезами, пока Бранни наконец не вытерла глаза.

Медведь же распорол себе ладонь ножом и окропил кровью камни и темную тучку вереска. Встал на колени, гордо вздернув подбородок.

— Перед сырой землей, старыми богами и Танцовщицами почитаю Бранвен, дочь Ангейра, законной королевой Солейла с пригородками и поселений в его границах. И того, которого она выберет по доброй воле и без принуждения, признаю ее законным мужем.

«По доброй воле и есть без принуждения», — подумал Риндир насмешливо и сонно, переступая на дрожащем девичьем предплечье. Мысленно шепнул:

— Ты не замерзла?

— Бо-боюсь…

А ведь вроде мыслеречь избавлена от таких дефектов, как косноязычие и заикание.

Но вслух ее голос прозвучал твердо:

— Я доверяю тебе жизнь, Трулан Медведь. И стану почитать тебя, как отца, пока ты не пойдешь кривой дорогой предательства.

Кровь на вереске и камне вспыхнула. Сокол вскрикнул и взлетел.

— Вот не могут обойтись без спецэффектов!

— Привыкай, — одарила его широченной улыбкой Бранни. Помогла Трулану встать.

— Ну, что, — проворчал он вроде бы сердито, а на деле снисходительно, — ход мне покажешь? А то ведь Танцовщицы сойдутся, пока мы будем тут бродить.

Бранни свела его по горе, показала, как открыть вход в подземелье, где будет выход. Как именно следует нажать рычаг, чтобы подалась стена, а не пол под ногами. И пообещала, что если с зельем все получится — вывесит на окно Труланов платок. Они до загогулинки обговорили каждое свое движение, поведение, сигналы. Прощаясь, дядька по-медвежьи обнял девочку. Ободряюще похлопал по тощей спине.

— Выше нос, дочка. Прорвемся.

И исчез в глубоких тенях на горе между пятнами света, нарисованными лунами.

— Вот что, — сказал Риндир Бранни наверху. — Ни на какую кухню ты с этим мешком ходить не будешь. Я сам все сделаю.

Он уже подозревал, что устроит ему антрополог за то, что не пригласил на обряд. А уж что с ним сделает Аурора за непосредственное вмешательство в здешнюю политику — не хотелось и думать. Но если прятаться за девичьей спиной — еще хуже. Противнее. Да и в бронекостюме, обеспечивающем невидимость, Риндир не рискует. А вот Бранни — очень даже наоборот. И если Трилл временно оставил ее в покое — это вовсе не значит, что бросил следить за ней.

— Нет.

— Да. Укрывайся и спи.

Она сделала гнездо из одеяла. Долго утаптывала холодную соломенную подушку. Улеглась в позе зародыша, чтобы чувствовать себя в тепле и безопасности — даже если это вовсе не так. А Риндир мысленно стал напевать вместо колыбельной Гумилева:

Странные ассоциации иногда приходят в голову.

Бранни никак не засыпала, лежала, едва слышно всхлипывая, и штурман готов был изгрызть себя за то, что не может толком ее утешить. Он вызвал дрон и отправил часть зелья Любу на анализ. Вскоре пришел ответ:

— И для кого же собрано такое сильное слабительное?

— Для воинства Судии.

— А, тогда ладно. И не звони, я уже сплю, — и врач подкинул картинку себя самого, распахнувшего рот в душераздирающей зевоте. За это время Бранни наконец заснула и пропустила забавное зрелище: четыре дрона-стрекозы, проталкивающие бронекостюм в узкое окно. Сам Риндир тихонько «кекал», тряся головой, вспоминая нарытый им во вселенской паутине дорожный знак: на желтом треугольнике гигантский черный комар, несущий маленького человека.

Отпустил технику. Распревратился. Влез в бронекостюм и, слившись с окружением, потащил на замковую кухню упиханный за пазуху мешок. Штурман хорошо усвоил план замка и расписание движения стражи, потому обошлось без эксцессов. В особо проблемных местах он, прилипая присосками, просто проползал по потолку, ругаясь на нервюры, затрудняющие движение.

Кухня впечатляла размерами и сложностью мироустройства: очаги в очагах, печки хлебные и духовки от малых до огромных, вертела для запекания быков и вертела для миниатюрных птичек, утварь известная и вовсе не знакомая. Длинные столы, лавки, полки, колеса с подвешенной дичью, жерди со свисающими пучками пряных трав. Бочки с питьем, лежащие друг на друге, выпирая краниками. Лохани с рыбой. Внушительные засовы на низких дверях кладовых. И, опять же, нервюры в два кирпича, ребрами торчащие из закопченного потолка.

Штурману снова пришлось висеть под ними, пока разбуженная скрежетом засова и злая, точно оса, кухарка, выводила за ухо из кладовой поваренка, пойманного на краже мясного рулета. А после еще увещевала, легонько постукивая половником по голове.

Наконец сопящий, ревущий в три ручья поваренок уснул на тростнике под столом, сжимая мурзатой лапкой недоеденный пирог, а старуха ходила с метелкой, как с алебардой наперевес, выискивая непорядок, потому как Риндиру удалось сбросить вниз здоровый ком пересыпанной копотью паутины. Кухарка глядела наверх и подслеповато щурилась, но, так и не найдя нарушителя, наконец ушла. Острый слух Риндира ловил шаркающие шаги, далекий скрип двери, шорох сенника и бурчание. Потом опять стало тихо. И он стал сдабривать слабительным все подряд — от вчерашней каши до развешанной кольцами на жерди кровяной колбасы. А еще подмешал в мешочки со специями, после аккуратно заворачивая каждый и укладывая, как было. Провозился до прихода поварят и посудомоек. И сбежал через набранное из слюдяных пластинок окно под потолком.